Вскоре мне присвоили звание сержанта, перескочив через младшего. Обмотки и ботинки велели снять, а выдали кирзовые сапоги. С этого момента я уже не мыл полы, не чистил картошку, не стоял часовым на посту, а был уже разводящим, а позже и начальником караула.
В нашей части, тут в Алексеевке, произошло чрезвычайное происшествие. Ну, всё по порядку. После принятия присяги я заметил, что один из красноармейцев сильно грустил. Он имел при себе гитару, наверное, из дома взял. И вот каждый вечер, в свободное время, он уединяется, садится на деревянные нары (железных коек у нас не было), играет и что-то мычит под музыку. А я, как услышу музыку, то оставляю всё и иду слушать. Подойду близко к нему, другие подходят, а он не обращает внимания на нас, и продолжает играть да так жалобно что-то поёт, аж душу щиплет, хоть плачь. И так каждый день. Перед сном у нас проходила вечерняя проверка каждый день. И вот пару дней спустя на вечерней проверке его не оказалось, утром тоже. Нас всех построили и велели искать его. Обшарили весь двор, все помещения, подвалы, лазили под крышу. Его нигде не было. Тогда наш полк построили, разделили по взводам и велели прочесать всю Алексеевку и вокруг неё. Но найти его не могли.
Занятия у нас были насыщенные до предела. За день так намаешься, что вечером ничего не хочется делать, скорей бы в койку. Помаленьку стали забывать о случившемся. Вдруг днём заревела сирена, а это боевая тревога. Нужно было быстрее в определённом месте становиться в строй. Полк был построен во дворе буквой П. В середину поставили стол, стулья. Командир полка подал команду:
- Смирно!- И немного погодя, - Вольно!
Потом он сказал:
- Слово предоставляется военному прокурору.
Прокурор начал речь:
- В вашей части случилось ЧП, убежал красноармеец, он дезертировал, нарушил присягу. Его нашли, и он сейчас будет здесь. Мы будем его судить.
Тут мы увидели, что к нам ведут красноармейца, а конвой из НКВД. Руки у него связаны за спиной. Подвели, поставили перед столом. За стол сели судьи. Произвели допрос и, посовещавшись, вынесли приговор: 5 лет тюрьмы, и увели. Мы разошлись. В душе остался неприятный осадок. Это же он играл на гитаре задушевные песни. Видно, не выдержала его душа армейской дисциплины.
Мы со своим отделением в воскресенье сходили фотографироваться, чтобы иметь индивидуальные фотографии и отослать домой.
Из Сибири писала мама, что отец мой сильно болен, лежал продолжительное время в больнице, а теперь лежит дома.
- У меня вся надежда на Олю, пишет мама.- Надеюсь на Бога, что отец выздоровеет. Ты, сынок, не волнуйся, служи честно, слушайся командиров, а мы с Олей будем стараться спасти папу от коварной болезни.
На днях опять завыла сирена, когда мы ещё спали. Началась суматоха: скорей на построение, кто опоздает, тому наряд вне очереди.
Объявили:
- Строиться в полном боевом облачении.
Было темно, но хорошо слышно, как объявили:
- Идти без шума на железнодорожную станцию, не курить.
Там нас погрузили в товарные вагоны с печкой посередине вагона и такими же деревянными полками, как в тех вагонах, которых мы ехали из Татищева. В вагоны погрузили всё военное имущество полка.
- Куда- то нас повезут, в другое место, но куда? – думал я.
Кто-то спросил командира взвода:
- Куда мы уезжаем, тов….?
- Спрашивать не положено! - ответил командир.
Приказали загрузить топливо: дрова и уголь.
Свободное копирование
