На одной из репетиций выяснилось с большей определенностью наше положение. Вот запись отца от 13 ноября: "На репетиции мальчики поразили всех акробатов своим трюком - поворачиваться. Старик Фиоки и Гавана поразились комбинацией и красотой трюка. Под этим впечатлением Радунский предложил на пробу отработать в воскресенье днем".
Нас с Костей огорчило предложение отработать днем. Наш номер был не хуже номеров других акробатов, получавших в цирке большое жалованье. К общей радости нашей семьи работа наша прошла очень удачно. Нас смотрела вся труппа, явилась даже вторая жена Саламонского. Отец пишет: "Дебют мальчиков прошел очень хорошо. Бим - Радунский выразил удовольствие по поводу дебюта". Но одни похвальные отзывы нас с Костей не устраивали. Работая у Труцци в Риге или у Альберта Сура, мы занимали определенное самостоятельное положение. Труцци никому не давал гулять и всегда говорил, что ему нужны маленькие артисты столько же, сколько и большие. Здесь же в Москве все было по-иному. Программа составлялась только из номеров артистов, уже имевших имя.
Наш дебют с отцом состоялся 21 ноября. По совету Бома - Станевского, мы выбрали антре "Стаканы". Разговора в этом антре почти нет. Я проделываю ряд за рядом несколько сальто, каждый раз вынимая из кармана стаканы с пивом. Последний раз я вытаскиваю из кармана большую кружку с пивом, а после нее маленький аэроплан. Антре почти без слов прошло у нас хорошо. Но я опять не был доволен. Пробовал говорить с отцом, он отвечал одно: "Теперь не время. Кроме того, тебе скоро призываться. Нужно все терпеть".
Как-то поставили меня одного с репризой к наезднице, я взял и прочел в репризе "ются". Публика мне много аплодировала. Я опять начал уговаривать отца, просил его выступать с разговорными репризами, но он стоял на своем: не надо с этим спешить.
Через несколько дней меня увидел в репризе Бом. После номера он сказал мне, что говорить не нужно, а лучше делать репризы гимнастические. Это меня навело на мысль, что наша администрация не любила, когда клоуны говорят.
27 ноября 1914 года отец записывает: "Из-за "ются", которые Митя читал ежедневно, местный пристав создал целый инцидент, чуть не дошедший до протокола, от которого удержал мой довод". Отец заметил приставу, "что у начальства протокол вместо нашего порицания вызовет вопрос, почему он не запретил стихотворения сразу, а только через восемь-десять дней?" При помощи администратора Сазонова удалось пристава уломать, и инцидент оказался исчерпанным.
Свободное копирование
