Начались у нас в цирке гастроли Анатолия Дурова, а в цирке Никитиных на Садовой-Триумфальной - гастроли его брата Владимира Дурова. Это был очень любопытный в цирковой жизни момент. Мы все напряженно ждали, что будет. Более неудачных гастролей мне не приходилось видеть. У отца следующая запись: "В первый раз пережил ужасное чувство при колоссальном фиаско, которое мне когда-либо приходилось видеть. Это сегодняшний дебют А. Дурова, который при вступлении на арену не мог вспомнить вступительное стихотворение, и, сколько раз ни старался, не выходило. Так и бросил. В публике - подавленная, мертвая тишина, которая и продолжалась во все время его номера..."
Случилось же следующее. Как только Анатолий Леонидович начал работать в нашем цирке, Никитин тотчас пригласил к себе Владимира Леонидовича. В городе одновременно появились рекламы двух цирков с именами двух братьев. Дебютировали они в один день. Дебют брата приводил Анатолия в нервное состояние. Он просил меня ему помочь. Я оделся в униформу и пошел на манеж. Свое выступление Анатолий Леонидович должен был начать со стихотворения, которое он на репетиции твердо знал. Стихотворение было недлинное и нетрудное. Начиналось оно словами:
Я снова здесь, как в оны годы...
И кончалось:
Чтоб хоть на миг забыть кошмар войны,
К веселью всех я призываю...
Немного развлекаться все должны...
Итак, я начинаю .
Анатолий Дуров обладал, как я уже говорил, феноменальной памятью и острым даром слова. Вышел он под гром аплодисментов и начал: "Я снова здесь, как в оны годы..." Сказал первую строчку и молчит. Я стоял сзади и сейчас же начал суфлировать ему вторую строку. Он молчит. Я подаю ему первую строку. Он молчит. Я опять повторяю первую строку. Тогда он начинает опять: "Я снова здесь, как в оны годы...", умолкает и говорит, обращаясь к публике: "Господа, я волнуюсь... сегодня брат мой выступает в цирке Никитина... Я снова здесь, как в оны годы..." Молчит опять, затем, не слушая того, что я ему суфлирую, обращается к униформе: "Дайте моих собачек!.."
Он вывел собачек и закончил номер при жидких аплодисментах.
Когда я пришел к нему в уборную, он сидел на стуле, запрокинув голову назад, и ни с кем не разговаривал. Жутко было смотреть на него. Я ушел, ничего не понимая. Для меня и сейчас его провал - полная загадка. Неужели же ненависть к брату, выступавшему на другой арене в том же городе, была так велика, что овладела им всецело и мешала ему вести свою, привычную ему, работу?
Немного попозже я опять зашел к нему в уборную. Он, очевидно, и сам был поражен, тем, что с ним случилось. Прочел мне стихотворение несколько раз подряд, затем начинал его с любой строки, наконец, прочел снизу вверх так же безошибочно.
Через двадцать дней состоялся его бенефис. Отец записывает: "Сбор - слезы. В манеже кто-то с мест бросил бенефицианту завернутую в газету метлу. Впечатление отвратительное."
Так закончил свои гастроли Анатолий Дуров в цирке, где его так недавно забрасывали цветами и ценными подарками. Одна маленькая неудача - и все было забыто. Любимец, которого уносили с арены на руках, превратился в неудачника, которого надо гнать с манежа метлой.
Свободное копирование
