Дневник Владимира Ламсдорфа - 193

Вторник, 13 марта

Сообщаю этот план Гирсу, он его одобряет; тотчас же составляю телеграмму, переписываю в форме проекта, и, отправляясь к государю с докладом, министр увозит ее вместе с проектом инструкций и последним письмом графа Шувалова.

Ходил в Казанский собор; после завтрака ждал возвращения Гирса. Он приезжает около 3 часов и тотчас присылает за мной. Его Величество оставил все бумаги у себя, чтобы прочесть их не спеша, и мой министр, кажется, этим озабочен; он просил государя сообщить, если возможно, его решение до вечера, чтобы иметь возможность без промедления отправить графу Шувалову инструкцию со специальным курьером в четверг. Таким образом, день проходит в ожидании.

Придя сегодня утром к Гирсу, застал его в очень грустном настроении. "У меня очень натянуты нервы, - говорит он мне. - Всю ночь меня преследовали кошмары, которые предвещают мне обыкновенно какую-нибудь крупную неприятность". Среди возвращенных государем бумаг он показывает мне полученные Его Величеством по почте из-за границы угрожающие письма; они написаны красными чернилами, которые как бы должны изображать кровь. Везде митинги и шумные собрания протеста против суровых мер, примененных к некоторым ссыльным в Сибири. Иностранные газеты с явным удовольствием помещают ужасные описания таковых. У нас - университетские беспорядки, которые начались с Москвы, а затем распространились и далее. В Петербурге масса арестов. Ходят слухи о сильном брожении даже среди военных. Говорят, что один скомпрометированный офицер застрелился, а министр внутренних дел Дурново признавался Влангали: он не знает, что делать, не чувствует себя в силах бороться с этими обстоятельствами и мечтает только о том, чтобы покинуть свой пост и вернуться к управлению благотворительными заведениями, которое ему было перед тем поручено.

Министр рассказывает мне, что вчера вечером в Аничковом дворце во время заседания Исторического общества он тоже оказался в затруднительном положении. Великий князь Владимир, имеющий скверную привычку говорить очень громко, спросил его при государе о мемуарах Понятовского. Услыхав это, Половцев и Влангали подошли к нему, и первый попросил позволения взглянуть на них; теперь же, истолковав молчание государя как знак согласия, он просит Гирса дать ему книгу. Сегодня утром министр представил этот щекотливый вопрос на усмотрение Его Величества, и государь подтвердил свое распоряжение никому не показывать и не предоставлять на прочтение мемуары Понятовского.

Еще один вопрос, требующий большой осторожности: великий князь Михаил, фельдмаршал, председатель Государственного совета и дядя Его Величества, настоятельно просит, чтобы ему показали донесения из Берлина по поводу отставки князя Бисмарка. Но посольство по своему обыкновению не доставило никаких удобопоказываемых и официальных документов; у нас есть только строго личные письма графа Шувалова, которые нельзя никому показать из-за содержащихся в них откровенных признаний и государственных тайн. Вчера Оболенский и я пробовали составить извлечения из них и скомпилировать текст, который мог бы в крайнем случае быть послан великому князю и послужить затем для циркулярного сообщения нашим посольствам. Министр передает сегодня утром просьбу великого князя Михаила на усмотрение государя, но Его Величество ему говорит: "Писем показать невозможно, я даже Владимиру ничего об этом не сообщаю. Великий князь - еще бы ничего, но если Ольга Федоровна узнает, так раструбит". Одним словом, как и следовало предвидеть, государь никак не расположен осведомлять даже самых главных великих князей; однако Его Величество говорит: "Можно бы составить бюллетень и сообщить великому князю Михаилу Николаевичу"; на этом решении и останавливаются. Министр говорит, он еще раз заверил государя, что в министерстве лишь я один посвящен в эти секреты. Государь сказал: "Ну да, конечно". Таким образом, в случае какой-либо нескромности со стороны министра или Шувалова вся ответственность падет на меня.

Государь возвращает наконец бумаги, представленые сегодня утром на его рассмотрение. Его Величество одобрил все. Телеграмма может быть зашифрована и отправлена завтра, в среду 14-го, утром. Затем мне остается только переписать ее и представить на подпись министру с одобренными инструкциями графу Шувалову.

Вот текст этой телеграммы и этих инструкций:

"Графу Шувалову в Берлин из С.-П.

От 1 марта 1890 г.

Утвержденные сегодня нашим августейшим монархом инструкции будут вам посланы послезавтра, в четверг. Государь остался при своем решении возобновить без изменений сам договор и упразднить дополнительный протокол к нему, не соответствующий более теперешнему положению вещей. По примеру имевшего место в 1881 г. возобновления можно ограничиться обменом подписанных в Берлине деклараций, которые затем были бы ратифицированы императорами. Подробности в корреспонденции, которая будет вам вручена и субботу утром".

Строго секретные инструкции графу Шувалову (утверждены 13 марта 1890 г. Его Величеством императором):

"Из моей телеграммы от 11 -го сего марта вы уже знаете, что наш августейший монарх с чувством полного удовлетворения ознакомился с тем, что вам поручил ему передать император Вильгельм.

Политическая программа, имеющая целью прежде всего сохранение мира во внешних сношениях и обеспечение порядка внутри страны, ввиду полного ее соответствия намерениям и принципам Его Величества, не может не вызывать самого горячего сочувствия с его стороны; поэтому Его Величество от души присоединяется к выраженному вам императором Вильгельмом желанию закрепить при помощи возобновления заключенного в 1887 г. тайного договора существующее между обоими монархами благодетельное согласие.

Государь император находит, что положения этого договора с такой точностью определяют основы нашего соглашения с Германией, что при продлении срока его действия нет надобности вносить в него какие-либо изменения. Что касается дополнительного и очень секретного протокола, подписанного того же числа и являющегося частью вышеуказанного договора, то, ввиду того что все три пункта его не могут иметь применения при настоящем положении вещей, Его Величество предпочитает, чтобы они были опущены.

Таким образом, наш августейший монарх желает, чтобы вы приступили вновь к внезапно прерванным вследствие отставки князя Бисмарка переговорам о возобновлении тайного договора 1887 г., кроме приложенного к нему добавочного протокола.

Вам известны соображения, в силу которых государь император предпочитает заключение договоров с точным определением срока их действия. Важное преимущество этого рода соглашений заключается в том, что ими облегчается при соблюдении основных принципов последующее развитие сообразно обстоятельствам каждого данного момента и условиям, в которых находятся по истечении каждого срока договаривающиеся стороны.

Его Величество не имел бы, однако, ничего против установления срока более продолжительного, чем тот, который был принят до сих пор, и вы уполномочиваетесь возобновить тайный договор на пять лет[1], считая со дня истечения срока его действия, то есть с 6/18 июня 1890 г.

Подобно тому, как было сделано в 1884 г., это возобновление нашего тайного договора с Германией могло бы быть совершено путем обмена декларациями, написанными приблизительно по образцу прилагаемого проекта[2].

Декларации эти должны быть подписаны в Берлине, как и договор 1887 года, затем ратифицированы императорами, после чего мог бы состояться их обмен.

Благоволите приступить к обсуждению этих вопросов с министром иностранных дел и, как только придете с его превосходительством к соглашению, поставить меня о том в известность, дабы я мог без промедления дать вам полномочия, необходимые для подписания вышеупомянутых деклараций.

Ввиду того что император Вильгельм сам выразил нам готовность возобновить соглашение в полном соответствии с желаниями нашего августейшего монарха, можно предположить, что в ходе наших переговоров не встретится никаких затруднений".