При отъезде малорусской труппы из Киева я был на вокзале. Нечего говорить, что провожать артистов явилась масса поклонников. Когда поезд имел тронуться, многие начали кричать: "приезжайте! приезжайте"! Г-жа Заньковецкая, стоя у открытаго окна вагона, буквально ответила следующее: "Колы не здохну -- прииду". Такая фраза, в устах малорусской Сарры Бернар, является весьма характерной, в особенности, если сопоставить ее с фразой, сказанной французской Саррой Бернар при отезде ее из Киева. Знаменитая артистка, на просьбы вторично приехать, весьма скромно ответила: "Avec plaisir -- aurevoir"!
Как антрепренер, Иваненко был, конечно, не на своем месте, ибо дела не понимал и относился ко всему халатно. Этим само собой разумеется пользовались артисты, особенно, так называемые, "маленькие" и обязанности свои исполняли спустя рукава. Порядка не было никакого и сколько ни старался помощник режиссера Гринберг, о котором я уже упоминал, но ничего поделать не мог, ибо его третировали на каждом шагу и постоянно над ним насмехались. Артисты, во время спектаклей, позволяли себе шутки крайне неуместные. Я помню такой случай. Актер Иловайский, перед выходом на сцену, прочитывал свою роль и до того увлекся, что не заметил, как товарищ его, Кнорье, привязав веревку к пуговице его сюртука, другой конец ее прикрепил к двери, ведущей на сцену. На крик Гринберга: "ваш выход"! Иловайский вышел, но, сделав один шаг, остановился, ибо дальше двигаться не мог, будучи прикреплен веревкой к двери. Гринберг это заметил и впопыхах схватил топор, которым и начал пилить веревку. К несчастью топор был тупой и прошло добрых две минуты, пока Иловайский освободился от веревки и получил возможность пройти по сцене. А вот и другой факт. Полюбился режиссеру водевиль "Нет действия без причины" и ставил он его по три раза в неделю. Главную роль в водевиле играл Иловайский, которому надоело, наконец, выступать в этом водевиле. Благодаря отсутствию порядка и надзора за библиотекой, Иловайский решился похитить ненавистный ему водевиль и сжечь его, что ему и удалось. Наступил спектакль; водевиль исчез куда-то! Иловайский торжествовал, но не долго. Суфлер Щербаков заявил, что будет суфлировать без пьесы и Иловайский принужден был играть, при чем сам себя сгоряча выдал. "Если-бы я знал, что Щербаков будет суфлировать без пьесы, я не сжег-бы ее"! заявил он и таким образом виновник похищения пьесы был обнаружен.
Помощник режиссера Гринберг был очень аккуратен и охотно исполнял все возлагавшиеся на него обязанности. Одного он только терпеть не мог: стрелять за кулисами и дни, когда шла пьеса со стрельбой, были для Гринберга невыносимы. Эта боязнь Гринберга огнестрельного оружия была всем известна и потому нередко его заставляли стрелять и тогда, когда легко можно было обходиться и без выстрелов. Гринберг часто хитрил и вместо себя, по секрету, нанимал для стрельбы кого-нибудь из рабочих. Но случалось почему-то так, что при найме рабочаго для стрельбы, получалась всегда осечка и в ответе, конечно, бывал Гринберг, так как выдать себя он стеснялся. Не раз Гринберг заявлял, что стрелять боится, но над ним смеелись и любоваться им в такие моменты доставляло всем громадное удовольствие.
Из эпизодов, о которых можно упомянуть, разскажу еще о Кнорье, в то время служившего у Иваненко. Явился он как-то в день Новаго года в театр на репетицию, где и повздорил с женой. Ссора эта на него так повлияла, что он отправился домой и выстрелил в себя из револьвера. Пуля попала в глаз, который у него и пропал. Пролежав в больнице месяца три, он вышел оттуда одноглазым, но так как это препятствовало ему продолжать службу на сцене, то он и прибег к вставному глазу, которым пользуется и по настоящее время. Никогда не забуду беседы его с одним студентом, насколько он видит вставным глазом. "Да ничего не вижу"! уверял Кнорье, но студент самым серьезным образом старался убедить его, что хоть немного, а все-же он видит. И это был студент-медик 3-го курса.
Свободное копирование
