Возвращаюсь к сезону. Как я сказал, первым ушел из труппы Степанов, которому Иваненко, по совету Казанцева, уплатил за предстоявший бенефис пятьсот рублей; вслед за ним ушел Погодин, который тоже не поладил с Казанцевым.
Уход Погодина не обошелся, однако, без участия суда. Случилось так, что для увеличения цен, надо было поставить спектакль в чей -- либо бенефис. Казанцев предложил Погодину, которому, по контракту, бенефиса не полагалось. Тот согласился, но потребовал за это 300 руб. Казанцев не отказал, но после спектакля, когда Погодин потребовал денег, Казанцев попросил его не шутить, а Иваненко заявил, что он в это дело не вмешивается. Погодин (Матковский) предявить иск и Казанцев, всегда отзывавшийся о Погодине, как о хорошем артисте, на суде заявил, что не Погодину следует триста рублей, а с него за оказанную ему честь, ибо Погодин актер третьяго сорта и если его имя попало в первый раз в красную строку, то он, Погодин, должен дорого за это заплатить, но он, Казанцев, так великодушен, что от иска отказывается. Так как у Погодина свидетелей не было, то ему в иске было отказано. Здесь, кстати, замечу, что сезон этот изобиловал исками; то артисты искали с антрепренеров, то антрепренеры с артистов. Один такой иск был очень интересен не по сумме денег, а по мотиву. Г-жа Веревкина (контральто) искала с г. Сетова 50 руб., на которые он ее оштрафовал за выход в четвертый раз по вызову публики. На суде г. Сетов доказывал, что по правилам, установленным администрацией, больше трех раз выходить на вызовы нельзя под опасением штрафа, который падает на него. Вызванный свидетелем полицимейстер Мастицкий показал, что г-жа Веревкина выходила на вызовы четыре раза, но никакого замечания по этому поводу он г-ну Сетову не делал. Другие свидетели показали, что Сетов, стоя у занавеса, видел, что г-жа Веревкина идет в четвертый раз на вызов, но ее не останавливал, а когда она возвратилась, то заявил, что берет с нее за это 50 рублей. Судья присудил в пользу Веревкиной 50 руб., а сезд это решение утвердил.
Гастроли Иванова-Козельского начались с 1-го ноября, при чем главныя женские роли исполняли преимущественно г-жа Летар, по распоряжению Казанцева и г-жа Шабельская, то распоряжению Иванова-Козельского (о причинах распоряжения Иванова-Козельского я уже говорил). Хотя Козельский и имел в этот приезд громадный успех, но, тем не менее, на меня его игра уже не производила того впечатления, что прежде. Видно было, что он стал подражать Росси и Сальвини; это-бы еще, конечно, не беда, но суть в том, что в одной и той-же роли он копировал, то одного, то другого, хотя каждый из этих артистов играл эту роль различно, сообразно тому, как он ее понимал. От такого смешения получался какой-то сумбур. Кроме того, Козельский прибегал в исполнении к объяснениям, почему та или другая сцена ведется им так, а не иначе. Особенно это проявлялось в "Гамлете", где в игре его "было столько деревьев, что лесу не видать было". Имя Козельского было, однако, настолько обаятельно, что как-бы он ни играл, молодежь принимала его восторженно; особенно увлекались барышни. Я помню один случай, который мог иметь печальныя последствия. Во время какого-то спектакля с купонов и лож первого яруса раздались какие-то крики; слов нельзя было разобрать, но так как это случилось после пожара венского ринг-театра, то напуганная публика бросилась к выходу. Началась неимоверная давка и только благодаря разумным действиям полиции, публика вскоре успокоилась и часть ее возвратилась в театр. Оказалось вот что: какая-то поклонница заметила Козельского, шедшего по корридору к себе в номер (он жил в здании театра); об этом она сообщила подругам и вмиг со всех сторон, с криками: "провожать! провожать"!, поклонницы стали выбегать из лож и купонов. Публике в партере послышалось: "пожар! пожар"! и произошел переполох, в результате которого на другое утро театральные сторожа представили не мало шляпок и галош, подобранных у выхода.
Г-жа Шабельская, заручившись покровительством Козельского и поладив с ним, стала не только выступать в хороших ролях, но даже получила бенефис, в который поставила "Грозу", взяв на себя роль Катерины. Как я уже упомянул, г-жа Шабельская была в то время молода, довольно красива, владела она прекрасно иностранными языками и потому имела не мало сторонников в среде золотой молодежи. В бенефис ее ей поднесли подарок в пять тысяч рублей.
Когда в одной из газет появилась заметка, в которой выражалось удивление по этому поводу, г-жа Шабельская пренаивно заметила: "если г-же Сетовой, опереточной артистке, поднесли подарков на десять тысяч, почему-же мне не могут поднести на пять"? Пожалуй, она была права! Г-жа Мазуровская дебютировала одновременно с Шумилиным, заменившим Погодина. Она -- в роли Маргариты Готье, он -- Армана Дюваля. Как ни старались некоторые лица, в числе которых я помню г-на Волкова, создать успех дебютантке, но это им не удалось. Дебют был весьма неудачен, чему не мало содействовал и акцент г-жи Мазуровской. Г-н Шумилин, говоря театральным языком, совершенно "провалился".
Единственная артистка, пользовавшаеся успехом, была г-жа Демидова, у которой было не мало поклонников в среде студентов. Упоминаю я об этом потому, что двое из них, Брадовский и Кукушкин, до того увлеклись театром, что оставили университет и посвятили себя сцене. Выиграла-ли что либо сцена от этих двух своих новых служителей -- не знаю, слышал только, что Брадовский где-то в провинции играет злодеев, а Кукушкин, у которого был небольшой голос, подвизается в оперетке.
Свободное копирование
