Одесса. 1879-1880 - 1

V. Одесса. 1879-1880

 Когда я прибыл в Одессу, то на следующий день отправился к старому своему приятелю, Николаю Карловичу Милославскому. Состоял он в то время арендатором Русского театра, получал приличные доходы и жил довольно широко, принимая у себя немало представителей высшего общества. Милославский принял меня очень любезно; я бывал у него почти ежедневно, а потом и совсем поселился у него. Причина такого переселения была следующая: Милославский очень часто рассказывал мне о своей прошлой жизни, о многочисленных похождениях в театральном мире, о случаях с ним бывавших и при этом упоминал о такой массе артистов, с которыми ему приходилось сталкиваться, что я, наконец, обратился к нему с просьбой, рассказать мне последовательно всю свою жизнь, с момента его поступления на сцену. К моему удовольствию Милославский согласился на мою просьбу, но с тем, чтобы я переехал к нему совсем и исключительно занялся-бы составлением его мемуаров. Занятия наши пошли довольно удачно, но случилось одно событие, в силу которого пришлось бросить составление мемуаров. Жившая с Милославским Ольга Николаевна Воронина, и до того часто болевшая, захворала серьезно воспалением печени и врачи нашли положение ее безнадежным. В это-то время я наглядно убедился, насколько Милославский любил Воронину и был к ней привязан; он почти целыя ночи проводил у постели больной, постоянно менял врачей, слушая советы разных лиц, не жалел денег, приглашая местных знаменитостей и совершенно забыл о своих делах, предоставляя распоряжение ими г. Шишкину; нечего, конечно, было думать о возможности продолжать начатую работу. Смерть Ворониной сильно повлияла на Милославского, он стал часто болеть и постоянно жаловался, что его гнетет тоска. Мы убедили его принять участие в нескольких спектаклях русской драматической труппы, подвизавшейся в Русском театре. Старик согласился и сыграл несколько раз при громадных сборах, получая от спектакля по 150 рублей. В последний спектакль, с его участием, шел "Велизарий"; после второго акта артист до того ослабел, что пришлось обратиться к помощи врачей и антракт затянули на целый час.

 Спектакль кое-как был закончен, но Милославскому на время было запрещено выступать на сцене. Это "на время" оказалось "навсегда", так как с тех пор он почти уже не вставал с постели до самой смерти. Чтобы сколько-нибудь забыться, Милославский решил переменить квартиру, в которой скончалась Воронина и распродать всю свою богатую обстановку. Между прочим им продавалась хорошая, хотя и старая лошадь. "Сколько за нее"? спросил какой-то покупатель. "150 руб."!-- "Помилуйте, Николай Карлович, да она стара"!-- "Так что-же? вот и я тоже стар, а ведь получаю 150 руб. от спектакля".

 Как я уже упомянул раньше, Милославский, распродав свое имущество, переехал на дачу, а к зиме поселился в гостинице, в которой и скончался 14-го января 1882 г. Год, проведенный мною в Одессе, был довольно чреват событиями из театральной жизни. Антреприз была масса и все оне лопались, как мыльные пузыри. Незадолго до моего приезда прогорел Сергей Александрович Пальм, задумавший для Одессы Русскую оперу. Я застал уже кое какие остатки этой оперы, но в преобразованном виде: оперныя артистки очутились уже в оперетке. Как мне передавали, Пальм прибыл в Одессу из Тифлиса, поставил дело на широкую ногу, но забыл об одном, что для Одессы нужен хороший состав труппы. Милославский, познакомившись с составом труппы, заявил, что больше двух месяцев Пальм не продержится. Пророчество Милославского сбылось. Когда все наличные источники у Пальма изсякли, и даже лошади его были заменены презренным металлом, он разыскал какую-то тетку, у которой взял 40 тысяч руб., а когда ушли и эти деньги, Пальм разыскал двух братьев Алатырцевых, у которых также захватил не малую толику. Но ничто не помогло, опера лопнула и из всего состава остались только Ольга Васильевна Кольцова и г-жа Александрова; к этим-то остаткам Лальм прибавил Слободану и себя и составил опереточную труппу, куда были также приняты М. Милославский, М. Дмитриев и Адам П. Никитин (он-же и декоратор).

 Труппа сняла Мариинский театр, но начать спектаклей нельзя было, так как не было тенора. На розыски был послан Павел Адамович Романовский, о котором я уже упоминал раньше. Поиски эти увенчались успехом: познакомившись с юнкером замойского полка, Калиновичем, у которого оказался небольшой голос, Романовский убедил его бросить службу и поступить на сцену. Калинович согласился и, под псевдонимом Чарова, выступил в оперетке "Жирофлэ-Жирофля". Опереточная труппа подвизалась в Одессе не больше недели и когда Пальм заметил, что дел не будет, но что денег хватает на выезд в ближайший город, он оставил Одессу и перекочевал, с своей вновь сформированной труппой, в г. Николаев. Дела пошли недурно и Пальм странствовал с труппой по разным городам года три, пока не остался с одной Кольцовой и в 1883 году поступил на службу к Савину, в Киеве. Дальнейшая деятельность Пальма принадлежит уже Петербургу, где он, в качестве антрепренера, держал то оперу, то оперетку, тото и другое вместе. В провинцию Пальм заглядывал уже редко; я встретил его один только раз в Киеве, во время гастролей Элеоноры Дузе и то в роли ее антрепренера.