В Харьковском театре довольно часто ставились и любительские спектакли. Так называемые "благородные", ставились в театре Дюкова, где участвовали исключительно представителя высшего местнаго общества, при чем шли как русские, так и французские пьесы. В театре на Екатеринославской улице подвизались любители попроще; один из таких спектаклей, весной 1880 года, где я должен был суфлировать, мне оособенно памятен по следующему поводу: в числе любителей находился писатель Всеволод Михайлович Гаршин. При выборе пьесы он настаивал на постановке ^Ревизора", но под непременным условием, чтобы ему дана была роль Хлестакова. После первой-же репетиции все пришли к заключению, что роль эта Гаршину не по силам, но сказать ему об этом никто не решался, не желая его огорчать. На следующей репетиции Гаршин вел некоторые сцены до того странно, что все поражались его объяснениями, почему он ведет роль так, а не иначе. Коекто из присутствовавших пробовал было намекнуть ему, что так играть нельзя, но Гаршин вступал в спор и до того раздражался, что пререкания становились невозможными. Не желая, однако, ставить Гаршина в неловкое положение, мы решили репетировать другую пьесу, а Гаршина уведомить, что "Ревизор" не пойдет за отказом любителя Чаговца от роли городничаго. Уведомлять об этом Гаршина, однако, но пришлось, так как мы узнали, что он серьезно заболел психическим разстройством и отправлен в психиатрическое отделение земской больницы (Сабурова дача). В больнице я часто навещал Гаршина. Его пользовал старший врач, известный психиатр П. И. Ковалевский, который с грустью сообщил мне, что как ни спокоен, по видимому, больной, но все-же он неизлечим, что впоследствии и подтвердилось; как известно, Гаршин, в припадке психического разстройства, покончил самоубийством в 1888 г. Когда Гаршин был уже в больнице, мы только поняли чему приписать странное его поведение во время репетиций "Ревизора".
Большим театралом и любителем драматического искусства считался в Харькове князь Флор Васильевич Кугушев, о котором я уже упомянул по поводу Горева. Этот любитель все время проводил в театральном мире, где у него было не мало друзей; особенно близкия отношения установились между Кугушевым и артистами Большаковым и Громовым; нельзя впрочем отрицать, что этому сближению содействовал тот белаберный образ жизни, который вели эти лица. Одно время Кугушев вздумал заняться литературой, для чего переселился даже в Петербург. Когда, спустя год, я встретился с ним в Петербурге, то убедился, что за все это время он написал всего шесть сцен из театральных нравов, которые и были помещены в "Стрекозе". Кугушев был довольно талантлив, но страсть к кутежам поглощала у него столько времени, что о сереьзной работе нечего было и думать. И в Петербурге, как и в Харькове, он имел не мало приятелей как между артистами, так и литераторами. Деятельность его была на столько незначительна, что когда он умер, то надгробное о нем слово сказал Д. Д. Минаев, охарактеризовав его в следующем четверостишии:
"У Палкина покушав
И выпив через меру --
Покончил князь Кугушев
Житейскую карьеру"!
Из Харькова, летом 1880 года, я выехал в Одессу, где почти безвыездно прожил целый год. Воспоминания об этом периоде -- в следующей главе, здесь-же замечу только, что в Харькове, в числе многих оперных артистов, я познакомился и с Евлалией Павловной Кадминой, о которой мне придется не мало говорить в воспоминаниях об Одессе.
Свободное копирование
