Нет, конечно, ничего удивительного, если благодаря таланту, некоторому дарованию или даже усиленной работе, артист получает известность, но странным должно показаться, если крупная бездарность в продолжении целого ряда лет имеет успех, именно благодаря бездарности. Такого актера я однако знал в лице Григория Алексеевича Выходцева, служившего в Одессе в народном театре. Некоторое представление о Выходцеве я имел уже незадолго до его приезда в Одессу. Как-то летом, H. К. Милославский и известный театрал Ягницкий предложили мне съездить в г. Аккерман, где подвизается Выходцев в качестве антрепренера какой-то бродячей труппы и будет играть. "Грозного" в пьесе Толстого "Князь Серебряный". При этом Милославский объяснил мне, что получил от Выходцева письмо с просьбой пожаловать на этот спектакль, так как он, Выходцев, преклоняясь перед Николаем Карловичем в этой роли, желал бы, чтобы знаменитый артист посмотрел и комика в Грозном. На вопрос мой: кто такой Выходцев, Ник. Карл. объяснил мне, что это бездарный, малограмотный актер, подвизающийся в провинции, играющий все, когда антрепренерствует и считающий своим амплуа комические роли, когда состоит на службе; стихов Выходцев не признает и в любой пьесе все передает своими словами. Страсть Выходцева -- сорвать аплодисмент и для этого он ни пред чем не остановится, кренделя и фортели Выходцева доходят до невероятия. Понятно, что посмотреть такого артиста в роли Грозного -- дорогого стоит. В Аккерман я поехать не мог, о чем и пожалел, но об исполнении роли Грозного Выходцевым я узнал однако следующее: в одном месте пьесы он -сказал такую фразу: "Дать ему сорок сороков соболей на шапку" -- Милославский, сидевший в первом ряду кресел, крикнул громко: "Ого! слишком большая шапка!" Выходцев до того сконфузился, что вслед за этим, вместо слов "не посмотрев в святцы, да бух в колокол", сказал: "не посмотрев в колокол, да бух в святцы"! Нечего прибавлять, насколько эти слова привели публику в веселое настроение, уже до конца спектакля ее не оставлявшее, благодаря, конечно, и присутствию Милославского, делавшего вслух на каждом шагу остроумные замечания, на которые он был так способен.
Познакомиться с Выходцевым и его сценической деятельностью мне пришлось очень скоро, так как он был приглашен в труппу гр. Морковых. Дебютировал Выходцев в пьесе: "Стряпчий под столом". Хотя я и был подготовлен увидеть на сцене нечто особенное, но то, что я увидел, превзошло мои ожидания. Я видал актеров шаржировавших и прибегавших к "кренделям", я видал, наконец, клоунов в цирке, клоунов, позволявших себе разные неуместные прибаутки и остроты, но Выходцев, конечно в отрицательном смысле, был куда выше их. В первом акте я возмущался ужасным, балаганом, но во втором, до сих пор не знаю в силу чего, я уже хохотал до слез вместе со всей публикой, наполнявшей театр. С этого вечера я почти не пропускал, спектакля, в котором участвовал Выходцев. Да и не один, я, масса театралов делали то же самое: никого не интересовало, какую роль играл Выходцев, достаточно было его имени на афише, чтобы знать заранее, что вечер будет весело проведен. Отличительной чертой Выходцева была "отсебятина". Эту "отсебятину" он пускал в ход во всех пьесах; для него было безразлично, кто-бы ни был автор пьесы: он коверкал и переделывал роли не только в пустых фарсах и водевилях, но и в пьесах Грибоедова и Гоголя. На часто делаемые Выходцеву замечания, что так, нельзя, что Грибоедова и Гоголя надо уважать и ни одного их слова не изменять, Выходцев оправдывался тем, что подлинные слова этих авторов в его исполнении аплодисментов не вызывают, а в переделке своими словами производят фурор и он имеет успех. Всем старым артистам известны многие выражения Выходцева, которые он пускал в ход, играя Фамусова. Так например стих: "то флейта слышится, то будто фортепиано", Выходцев переделал так: "то будто-бы свистит флейта, то будто бренчит фортепиано". И Выходцев доказывал, что за его переделку ему и аплодировали.
Должен заметить, что Выходцев был далеко не глуп, он прекрасно сознавал, что таланта у него нет и если он может иметь какой-нибудь успех, то только изображая шута горохового и чем выходки его будут курьезнее и балаганнее, тем и успех будет больший. Не раз спрашивал я Выходцева, что побуждает его прибегать к балаганным выходкам и его объяснения, довольно искренние, вводились к тому, что он таким себя уже зарекомендовал в провинции и что чем больше он будет изображать из себя шута, тем больший будет у него успех. "Я буду колесом ходить по сцене", говорил он, "и меня будут принимать на ура, а позволь себе то же самое другой актер -- его освищут". И Выходцев был прав: ему не только все прощалось, но ради него шли в театр в надежде, что он придумает нечто новое, чтобы потешить публику. На Выходцева смотрели исключительно как на актера, обязанность которого потешать публику и ради потехи театр и посещался. Я присутствовал при исполнении пьесы "Дон-Жуан". Выходцев играл роль "Педрило". В продолжении всей пьесы он до того смешил публику разной "отесбятиной", что за громким хохотом многое и не было расслышано. Окончилась пьеса. Из всех исполнителей вызывали одного только Выходцева. Я забыл упомянуть, что Выходцев, кроме "отсебятины" смешил еще и тем, что после каждой фразы прибавлял слово "хуч-бы", а слова с ь в конце, произносил мягко; вместо "будет-будет, вместо хочет-хочет" и г. д. На вызовы Выходцев вышел раз пять, но публика не унималась, уж в больно добродушное настроение привел он ее. После продолжительных вызовов, Выходцев выкатился из-за занавеса, как это делают часто актеры, исполняющие роль Валентина в "Фаусте на изнанку". Аплодисменты и крики достигли невероятных пределов. Выходцев долго раскланивался, посылал поцелуи в публику, наконец лег на авансцену и, ползая на животе, скрылся за занавес; после этой выходки стон стоял в театре. Такого приема вряд ли когда удостаивались и первые театральные знаменитости. Выходцев вновь появился, но уже из суфлерской будки. Подойдя к рампе, он начал кричать: "тише! тише"! и размахивать руками. С трудом публику успокоили и когда водворилась, наконец, тишина, Выходцев обратился к партеру с следующей фразой: "Господа кавалеры! видели, как Дон-Жуан в ад пошел? вот так, хучь-бы и с вами будет, как за чужими женами гоняться будите". Кто из артистов позволил-бы себе подобную выходку? А ведь Выходцев сделал это сознательно, он понимал, что его назначение потешать публику, а каким способом -- для него было безразлично.
Был и такой случай: не помню в какой пьесе Милославский советовал Выходцеву в какой-то сцене не прибегать к "отсебятине", чтобы не мешать другим артистам. Выходцев обещал и сдержал слово. По окончании акта он вошел в уборную крайне смущенный. "Вот послушал Николая Карловича, провел сцену по пьесе и ни хлопка"!-- "Значит плохо провел", ответили ему. "И вовсе не плохо, а у автора тут слов не хватает, чтоб был аплодисмент; как пойдет в другой раз пьеса -- я вам это докажу". И доказал. По пьесе у Выходцева были слова: "Негодяй! Подлец"! Сказал он "негодяй"!-- ни хлопка; начал ждать, и крикнул: "подлец"!-- опять ни хлопка, "собачий сын"! хватил Выходцев и понятно, что после такого выражения, раздался взрыв аплодисментов при страшном хохоте. Выходцев сиял.-- "А что", говорил он всем в антракте "сказал, что сорву аплодисмент и сорвал".
В бенефис свой Выходцев поставил "Дон-Кихота". Выпустил он громадную афишу, внизу которой крупным, шрифтом между двумя указательными пальцами значилось буквально следующее: "Бенефициант просит публику, при выезде его на осле-ему не аплодировать". Прочитал это Милославский и спрашивает Выходцева: "кому ему? тебе или ослу"? "Это все равно, мы вместе выходим, я боюсь, чтобы он меня, хучь-бы, не сбросил".
Посмотреть выезд Выходцева на осле собралось много публики, причем было условлено непременно встретить бенефицианта аплодисментами, но Выходцев об этом проведал и на осле не выехал. При появлении бенефицианта, начались аплодисменты и крики: "осел! осел"! Выходцев водворил, тишину и, обращаясь к первым рядам, крикнул: "Нет! я не осел, видите, я один вышел, а осел сзади идет". Таково было вступление Выходцева в роли "Санхо-Панчо".
В 1876 г. Выходцев служил в Житомире в драматической труппе H. Н. Савина. По условию с атрепренером ему был дан один бенефис, но Выходцеву очень хотелось получить второй бенефис, что, конечно, зависело от Савина. Долго Выходцев искал случая застать Савина в хорошем расположении духа, но это никак ему не удавалось. Надо добавить, что Выходцев часто играл в пикет с Савиным и, чтобы привести антрепренера в хорошее расположение, он сделал следующее: на руках у него было четыре туза, но ни одного короля. По правилам этой игры, четыре туза считаются выше четырех королей, которые вовсе не идут в счет при четырех тузах. Узнав, по своим картам, что у Савина четыре короля, Выходцев, будто-бы нечаянно, сбросил одного туза, чем дал возможность Савину посчитать королей. Савин пришел в веселое настроение, а Выходцев этим и воспользовался, попросил о втором бенефисе и ему не было отказано. Когда бенефис уже прошел, Выходцев и рассказал, как он его добился. "Проиграл на тузах рубль, а за то взял в бенефис двести". В бенефис свой он поставил "Стряпчаго под столом", причем на афише, в красную строку, значилось: "роль Стряпчаго исполнит сам господин бенефициант". Выходцев жил очень скупо, все копил деньги и с единственной целью-вернуться к антрепризе, которая ему очень нравилась, не смотря на то, что он постоянно на ней прогорал.
В 1880 г., проездом через Елисаветград, я узнал, что Выходцев опять антрепренерствует. Это меня заинтересовало и я остался на один день, чтобы быть в спектакле. В составе труппы я заметил двух очень недюжинных исполнителей: г-жу Киселеву (драматическая актриса) и г. Т. Селиванова (сильныя драматические роли), остальные были очень слабы. В беседе с Выходцевым я узнал, что дела его идут плохо, не смотря на все его старания иметь всегда хорошую труппу. "Все же" говорил он "лучше быть антрепренером, чем служить". Вспомнил я про Одессу и Выходцев оживился: "хорошее было время, жаль только, что Милославский преследовал своими насмешками".-- "А здесь какие роли играете"? спросил я -- "Все; и в драмах, и в трагедиях, и в комедиях; труппа маленькая, а ставить все надо". В драме и трагедии я Выходцева не видел, так как на другой день выехал из Елисаветграда и о дальнейшей судьбе этого, в своем роде, феномена-артиста, я узнал следующее: втянувшись в антрепризу, при чем главными местами его деятельности были -- Елисаветград и Кременчуг, Выходцев дошел до того, что не только потерял все свои, годами накопленные, деньги, но и все приобретенное им театральное имущество. Многие не верили, что Выходцев совершенно разорился и были убеждены, что он отложил капиталец про черный день, но оказалось, что после его смерти не на что было даже его похоронить и пришлось прибегнуть к подписке.
В народном-же театре впервые выступил при мне известный теперь всей России артист и автор малороссийских пьес -- Марк Лукич Кропивницкий. Говорили, что, до поступления своего на сцену, Кропивницкий был Бессарабский помещик и часто выступал в Кишиневе в качестве любителя. Его первый дебют в Одессе, на сцене народного, театра, был в роли Стецько ("Сватанья на Гончаривци). Дебютант имел громадный и вполне заслуженный успех. Должен заметить, что Кропивницкий, поступив на сцену, играл не только в малорусских пьесах, но и в русских, где также имел большой успех, скажу даже больше: репертуар малорусских пьес был в то время на столько ограничен, что выступать исключительно в нем и нельзя было.
Кропивницкий служил в русской труппе и в пьесах малороссийских выступал между прочим. Уже впоследствии, когда, благодаря главным образом тому-же Кропивницкому, как автору, малорусский репертуар увеличился, Кропивницкий-артист совершенно оставил русскую драму и посвятил себя исключительно малорусской сцене. Кроме Кропивницкого выступал еще в Одессе в малорусских пьесах актер Павлов-Хилинский; в настоящее время он проживает в Киеве и занимается починкой скрипок.