Перехожу к народному театру, о котором я уже вскользь упомянул выше. На Александровской площади в Одессе долгое время стоял деревянный цирк Сура. Это-то здание и было превращено в народный театр. Антрепренерами театра была два брата-графы Морковы, обладавшие большими средствами и ничего не жалевшие для сформирования хорошей труппы. Дело было новое и потому рискованное. Взявшись за это дело гр. Морковы, надо отдать им справедливость, не думали о каких-бы то ни было барышах; они действительно задались целью открыть доступ в театр и менее состоятельному классу населения Одессы. Цены местам были назначены весьма низкие, билет на галерею стоил 10 копеек. Нечего прибавлять, что такие низкие цены, и притом в театре, где подвизались известные артисты, сделали этот театр любимым. Что гр. Морковы старались привлечь известных артистов видно хотя бы из следующего краткого перечня персонала: г-жи Воронина, Литвина, Трусова, гг. H. X. Рыбаков, Л. Н. Самсонов, М. Л. Кропивницкий, Выходцев, Ковров -- других не припомню. Ставились пьесы превосходно, так как для постановки денег не жалели.
Посещение этого театра доставляло мне громадное удовольствие; не столько интересовало меня исполнение на сцене, сколько публика, которую я внимательно наблюдал. Это была настоящая публика, для которой артистам стоило стараться; это была публика, сливавшаяся с артистами во едино; она увлекалась искренно и когда хохотала от души, и когда проливала слезы; герои и героини пьес были близки этой публике, которая переживала с ними все страдания и радости, их обуревавшие. Внимательно следя за ходом пьесы, публика эта приходила в восторг, когда в финале порок наказывался, а добродетель торжествовала. Как часто от этой публики приходилось слышать такие меткие замечания, которые-бы сделали честь не одному заправскому рецензенту. Конечно, относительно самого исполнения роли тем или другим артистом суждение этой публики бывало нередко ошибочное, да оно и понятно: она не столько увлекалась игрой артиста, сколько словами роли; нигде успех артиста не зависел столько от характера роли, как в этом театре: роли жертвы вызывали сострадание толпы, роли злодеев вызывали ее негодование и это негодование выражалось вслух; какой-нибудь монолог, в котором злодей уверял жертву в любви, вдруг прерывался возгласом: е не верь ему, обманет!" Такие и другие возгласы свидетельствовали наглядно, насколько толпа сливалась во едино с героями пьес, жила одной с ними жизнью.
У публики народного театра было два любимца: трагик, как его называли, Николай Хрисанфович Рыбаков и комик -- Выходцев.
Кто из прежних артистов не знал Николая Хрисанфовича, не знал этого хотя и оригинала, но добрейшей души человека. Много за ним водилось странностей и кто-только не пользовался этими странностями в своих интересах. Была у Николая Хрисанфовича страсть приврать. Об этой его страсти можно было-бы написать чуть не целую книгу. И ничем нельзя было угодить так Николаю Хрисанфовичу, как спокойным выслушиванием его рассказов, подчас до того невероятных, что и сам-то он несомненно не верил тому, что рассказывал. Начнет он. говорить, а ты его только слушай; чем внимательнее слушаешь, тем более он выказывает расположения: сначала угостит чайком, а там, смотришь, появится на столе и графинчик водки с закусочкой; рассказывает и угощает, и, Боже сохрани, чтобы кто, за столом сидящий, усомнился хоть в одном слове его рассказа: вспылит старик и вон прогонит! "Так я, значит, вру, ну и пошел вон от стола и нет тебе водки". Николай Хрисанфович пользовался громадным уважением всех артистов и знакомых; его отзывами артисты очень дорожили и слова Островского ("Лес") "Сам Николай Хрисанфович" не есть преувеличение; так и говорили: "сам Николай Хрисанфович похвалил -- значит хорошо".
Что Николай Хрисанфорович был прекрасный актер старой школы в бытовых и исторических ролях -- известно всем; меня в игре его, хотя и своеобразной, всегда поражала детальная отделка роли. Не мало подкупал и его плавный басовой голос с грудным оттенком. Казалось, что только таким голосом и надо обладать, чтобы выступать в Прокопе Ляпунове или Велнэарие и если в этих-же ролях выступал с громадным успехом H. К. Милославский, то не надо забывать, что этот артист обладал выдающейся гибкостью голоса, которая одинаково помогала ему как в указанных выше ролях, так и в ролях современного репертуара. До моего знакомства с Ник. Хрисанф., мне приходилось слышать о нем, как о самодуре, но я этого подтвердить не могу. В его поступках мне не приходилось никогда замечать признаков самодурства, если, конечно, не считать его страсти к вранью. Но и эта его страсть имела полное оправдание. Не надо забывать, что Николай Хрисанфович был страстный охотник, а кто из людей этой категории не подвержен той-же слабости. Я никогда не слышал от Николая Хрисанфовича, чтобы он соврал что-либо, говоря о себе, как об артисте: не говорил он ни о черезвычайных успехах своих на сцене, ни о крупных, подносившихся ему, подарках, о чем так часто приходилось слышать баснословные рассказы других артистов. Николай Хрисанфович больше рассказывал о своих похождениях на охоте: то о потерянных им часах, найденных через три дня его собакой, сделавшей над ними стойку, то об отдыхе его на громадном упавшем дереве, оказавшемся потом хреном и пр. Слушая рассказы Николая Хрисанфовича приходилось только соглашаться, что он превзошел даже барона Мюнхгаузена; его рассказы были безобидные, а рассказывал он с таким увлечением, что доставлял громадное удовольствие слушателям. Одно было не хорошо: Николай Хрисанфович любил сквернословить и до того увлекался, что и присутствие дам его не останавливало. Отношение Николая Хрисанфоровича к сцене было весьма серьезное; сцена для него была "Святая Святых"; роли свои он всегда знал прекрасно и крайне возмущался, если замечал в ком-либо из молодых артистов небрежное отношение к делу. То же я могу сказать и о Милославском. Вообще артисты старой школы относились с уважением к искусству; в требованиях сцены были до педантизма строги сами к себе, ни в одном из них я не замечал того пренебрежения к сцене, которое проглядывает у большинства нынешних артистов, завоевавших себе почетное имя, хотя и не столь громкое, как Милославский и Рыбаков. Нынешние известности, с момента, как эта известность добыта, относятся уже к делу спустя рукава; их ни мало не интересует ни публика, которая-де все простит в счет прежних заслуг, ни товарищи, ни сцена. Не то было в старину! Тогда заслуженные артисты до последней минуты своего пребывания на сцене не переставали быть учителями молодых артистов, служа им примером, как надо относиться к своим обязанностям. Нынешним молодым артистам можно только искренно советовать не поражать современным известностям и брать себе в образец уже отошедших в вечность знаменитостей, имена которых с благоговением еще долго будут произноситься всеми, кому дорого родное искусство!
Свободное копирование
