authors

1427
 

events

194062
Registration Forgot your password?
Memuarist » Members » Vladimir_Pyast » Братья Городецкие - 4

Братья Городецкие - 4

05.01.1906
С.-Петербург, Ленинградская, Россия

 На этом втором собрании нашего кружка присутствовали присоединившиеся к нему со стороны Городецкого его товарищи братья Юнгеры. Чистенько одетые студенты, один универсант, другой архитектор, -- как выяснилось вскоре, марксисты. Один брат, В.А. Юнгер, уже несколько лет как умер. Во время войны он выпустил книгу стихов: "Песни полей и комнат". В этой книге были терцины и всякая другая строгая форма. Но помню такие строки, посвященные С.М. Городецкому:

 

 Тебе, я знаю, любо все земное:

 На скромно убранном столе

 Ты встретишь острый сыр с душистою слезою,

 И фрукты крымские в старинном хрустале;

 

 И золотой налив, и виноград жемчужный

 Обступят вин любимых ярлыки...

 И мирно полетят слова беседы дружной,

           Как журавлиной стаи вожаки...

 

 Знаю, читатель, если он классик, уже давно квалифицировал этот мой прием -- вводить каждого нового поэта, о котором вспоминаешь, как "testimonium paupertatis" {"Свидетельство о бедности".} автора, но ведь в поэте главное -- его поэзия, а не то, как он трясет своими волосищами, когда говорит, и не то, носит ли он траур на ногтях и "рубашку имени Семашко" или воротнички. Оба брата Юнгера, впрочем, выделялись своей наружностью и из поэтов, и из студентов: оба носили длиннейшие крахмальные воротнички, очень черные (незасаленные т. е.) тужурки и вычищенные ботинки. Кроме того, волосы их были очень недлинные. Брат-художник показал свои рисунки. Потом он стал известнейшим архитектором. Недавно я встретил его сотрудником "Бегемота". Но он мне не показался старше, чем был тогда, двадцать три года тому назад.

 Но я совершенно позабыл, что не только тогда, у Городецкого, но и на, так сказать, организационном собрании кружка, т. е. у Блока, присутствовал еще один поэт, тогда уже окончивший университет и занимавший какое-то место на государственной службе, Александр Алексеевич Кондратьев. Я сюда не буду его "вводить" "Кентаврессами", "Сатирами" и "Коринфскими девушками", надеюсь, поющими во внутреннем ухе каждого читателя со страниц нескольких выпущенных им книжек стихов. У этого молодого, скромного по манерам, но не очень скромного по языку, одетого в черное штатское платье поэта-чиновника, каким Кондратьев был, можно сказать, по собственному самоопределению, у него был свой любимый поэт, Н.Ф. Щербина. Большое место в его душе занимали также Алексей К. Толстой и Л.А. Мей. О первых двух он оставил какие-то исследования. И помню, что в статье о Щербине А.А. Кондратьев подчеркивал: "Наконец он устроился на государственную службу, что всегда было заветною мечтою поэта".

 О себе он рассказывал, что его тянуло на филологический факультет, и фактически он учился как бы именно "на нем", слушая все лекции Б.А. Тураева об ассиро-вавилонянинах, читая все книги Рагозиной и держа у себя годами взятые из университетской библиотеки десять томов сочинений по античной мифологии. Однако "из уважения к отцу" кончил факультет юридический: отец желал его видеть на государственной службе.

 А.А. Кондратьев был постоянным посетителем Федора Сологуба. От его, Кондратьевских, стихов веяло почти столь же подлинным чутьем праэллинской культуры, как от Городецкого -- праславянской. Только по форме они значительно стояли ниже: форма эта была слишком прилизанной, очень "зависимой" от литературных традиций. Его последовательницей, ближе к нашим дням, была молодая, пожалуй, более талантливая, чем ее ближайший предшественник на этом пути, поэтесса Татьяна Ефименко. Ее книга стихов вышла во время войны. Спасаясь от туберкулеза, она путешествовала на лошадях по башкирским степям в течение одного лета. К сожалению, целебный воздух Башкирии не помог через два года после этого против руки убийц, покончивших с нею и ее матерью, известным историком А.Я. Ефименко, и покончивших очень схоже с тем, как другие убийцы покончили с товарищем А.А. Кондратьева по университету и литературному кружку в нем, а также и по первым печатным опытам (оба -- в "Новом Пути") -- Леонидом Семеновым.

 Но -- удивительное дело! А.А. Кондратьев сам тоже бесследно исчез в военную или послевоенную пору. Удивительно, что нигде никаких сведений о нем нет. Что никто (за исключением автора этих строк), по-видимому, и в печати о нем не вспомнил.

 Отчасти потому, что Кондратьев с самого начала самоопределился как один из "deorum minorum" {"Младших богов".}. Однако на его долю выпало несколько успехов в продолжение его недолгой литературной дороги. Один из них -- премия (единственная, выданная за стихи!) на конкурсе 1906 года, устроенном "Золотым Руном". Писали стихи и рассказы на тему "Диавол". По рассказам первая премия была присуждена "ex aequo" А.М. Ремизову и М.А. Кузмину.

 Стихи и рассказы посылались под девизами, -- но -- ex unguibus -- leones {"По когтям (узнают) львов".}.

 А вот П.П. Потемкину премию не присудили, хотя стихи его напечатали. П.П. Потемкин присутствовал на следующем заседании кружка, у меня. А может быть, я уже привел его и на то, второе, к Городецкому. Во всяком случае, в дальнейшем, он, как и другие мои приятели: Б.С. Мосолов, Анат. и Алекс. А. Поповы, -- он уже бывал. Хотя Блок высказывал следующее, характерное для той поры, предшествовавшей "театральной par excellence" полосе его жизни, опасение:

 -- Насчет Потемкина сомнительно. Вдруг он станет актером...

 Я, помню, спросил:

 -- И что же?

 -- Будет нехорошо для нашего кружка (выйдет, что он плодит актеров, т. е. пошляков).

 Последней фразы, написанной в скобках, Блок не произносил. Я, однако, привожу ее из своего воображения. -- Наподобие того, как слушатели в концерте воображают звуки, исходящие из скрипки, когда исполнитель давно оторвал от струн смычок и ведет им по воздуху.

 У меня есть одно стихотворение, заканчивающееся так:

 

 Если это еще нелюбовь, --

 Любви нет на свете.

 -- Будем плакать, будем плакать вновь!

 -- Как дети? -- Да.

 

 Когда я прочел эти стихи (дело было гораздо позднее, на рубеже войны) Вячеславу Иванову, он совершенно правильно отгадал, хотя и не вполне точно сформулировал, в чем тут дело. Он сказал:

 -- А обертоном звучит: "как дети".

 То есть еще раз эти слова. Строя стихотворение, я именно имел в виду это явление иллюзорных звуков, которые дадут внушенную рифму. Недосказанная мысль Блока относительнее Потемкина была, держу пари, именно такова.

04.07.2021 в 09:47

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Legal information
Terms of Advertising
We are in socials: