У Городецких в тот вечер был еще Н.В. Недоброво. Он-то особенно развивал мысль о нужности "кружка". Он приводил в пример кружок конца 90-х гг. вокруг Дягилева. Перечисляя имена прекрасных художников, организовавших "Мир Искусства", он говорил про каждого в виде рефрена: "А теперь -- процветает". Мысль была правильная: благодаря кружку, в каждом из них развивалась индивидуальность от некоего "осмоса", возникающего между общающимися в какой-нибудь сфере людьми.
О, как великолепен был тогда Недоброво! Как я уже упоминал, он принадлежал к числу "литературных студентов". Но изо всех их был наиболее щеголеватой внешности. Он был безукоризненно красив. Кажется, Стеллецкий, скульптор только между прочим и близкий с Городецким по личным связям и художественным устремлениям живописец, Стеллецкий выставил о ту пору статуэтку, изображающую Н.В. Недоброво. У него была стройная, словно точеная фигурка, -- впрочем, вполне достаточного, почти хорошего среднего роста. Лицо, руки -- все гармонировало, как в античных скульптурах. Он тоже ходил в студенческом сюртуке. Он был все-таки для студента чересчур эстетичен. Впоследствии я встречусь с ним в воспоминаниях поближе, более вплотную. А сейчас вот выдам Сергея Городецкого. (Это можно сделать, потому что Недоброво уже нет в живых.)
То ли Недоброво ушел ранее других, то ли Городецкий сказал то, что ниже следует, в другой раз, -- может быть, на пути со мною к Вячеславу Иванову, -- но я очень хорошо помню такие его слова:
-- Недоброво нам в кружке не нужен. Он производит впечатление, что вот-- вот начнет собирать табакерки и будет говорить только о художественных качествах уников из своего собрания и ничем во веем мире не интересоваться. В тридцать лет будет сюсюкающим стариком.
И так как ни с моей, ни с Блока стороны (впрочем, мне неизвестно, посвящал ли его в свое решение Городецкий) протестов против этого "отвода" не последовало (неинтересно, по какой причине), то Недоброво и перестали извещать о собраниях кружка. Уже у меня, где происходило следующее собрание, его не было. И отлично помню, как он потом, случайно попав на одно из собраний, заговорил, между прочим, так:
-- Что же, друзья мои (медлительно и с расстановкой, показывая тоном, что он угадал), что же, друзья мои, я не получаю больше извещений?
Я отлично помню, что у кого-то из нас был на собрании еще и начинавший тогда поэт Яков Годин. А кроме вышеназванных, в кружок входили еще следующие друзья Блока: Е.П. Иванов -- в настоящее время известный писатель для детей (см. "Женя" в дневниках Блока), затем сестры Гиппиус -- художница Т.Н. и, кажется, однажды -- нелюдимая скульпторша, Н.Н. Не помню, с чьей стороны был приглашен на то самое собрание у Блока, на котором был прочитан "Балаганчик" (пьеса), виртуоз-музыкант А.А. Мерович. Старший брат Б.С. Мосолова, без вести пропавший в 1920 году, Петр Сергеевич, тоже подававший хорошие надежды пианист, ученик Блюмберга, несколько раз играл в кружке с большим проникновением любимых им Вагнера и Грига. Наконец, раз был брат Е.П. Иванова, художественный (а тогда и музыкальный) критик, А.П. (монография о Врубеле; в недавнее время -- удивительная "полуповесть" "Калейдоскоп"). Раз или два, также у Блока, был на собраниях в феврале и в марте приезжавший тогда из Москвы Андрей Белый.
Но сейчас в хронологическом порядке следуют опять "среды".
