20 января 1923 г.
Вчера было мое рождение.
Я подошла к елке и вдруг увидела маленький столик, на котором лежали все подарки Боя, полученные мною заранее: 2 тома Блока, "Тяжелая лира" Ходасевича, "Версты" Цветаевой и "Воспоминания об Италии" М.Добужинского. Флакончик "Джикки" Guerlin {Герлен (фр.) -- французская парфюмерная фирма.} и цветы. Я была ужасно тронута. Такой нежностью переполнилось сердце... Живу радостями Боя. Молю Бога, чтоб он дал мне умереть раньше его и раньше Maîtr'a.
22 января 1923 г.
В субботу после занятий поехали к Бронникусу: Maître, Макс, сам наш hôte {Хозяин (фр.)} и я. В трамвае мы оказались как-то аппартно с Maîtr'ом, его большая шуба отделяла нас от остальной компании. Беседовали о том, о сем, о Максе, о детях Maîtr'a, о его "грациозном романе" с Танечкой. Вспомнили старый Прядильный.
-- Хорошее было время. Я никогда его не забуду,-- сказал он серьезно.
-- Я тоже.
Потом заговорили о его болезни.
-- Сегодня мне совсем хорошо.
-- Смотрите, не запустите только.
-- Нам сейчас вылезать,-- крикнул Бронникус.
-- Вы, кажется, даже не знаете, что Ваше выздоровление стоило мне крестильного крестика?
-- Как? Почему?
-- По договору с Высшей Силой.
-- Правда? Ну, тогда я долго не умру. Мы вылезли.
Макс и Бр[онников] устремились вперед. Было очень скользко. Тихо высились деревья Васильевского о-ва. Вдруг под мою руку подвернулась рука в меховой варежке. Мы шли молча.
Пили чай, читали "Устои", заводили граммофон. Бр[онников] играл мне Грига. Maître усиленно кружил голову бедному Максу. В первом часу я была дома, где меня ждал черноглазый, хмурый Бой. Я попыталась говорить, но так как взор его был холоден и не смягчался -- занялась "Тяжелой лирой". Но наутро мы уже были опять счастливыми и дружными. И вечером читали вместе у печки "Голый год" Пильняка.
-- Я все время дрожу за наше счастье,-- говорит Бой.
23 января 1923 г.
Вспоминаю душевную муку прошлого года в это время.