***
Дуся Немиря.
Местная, казачка она была самая крупная из нас по росту и весу, самая сильная и решительная, самая умная – круглая отличница все 10 школьных лет. Если кто-либо позволял себе какое-то непочтительное слово, какую-то дерзость, она отвешивала такую оплеуху, что валила с ног, не взирая на пол и возраст. Отец её, будучи казацким офицером, женился против воли родителей на шестнадцатилетней очень красивой, но бедной девушке-сироте. Дуся, к сожалению, походила не на мать, а на отца. Фотографию его мы видели тайно, т. к. он сразу стал «белым», воевал против Советов, вместе с казачьим войском отступил до моря и бежал с ними, хотя точно этого никто не знает. Возможно, и погиб в последних боях при отступлении. В 18 лет мать её осталась вдовой с годовалой дочкой на руках. Её, правда, не трогали, т. к. по происхождению батрачка и сирота. Но Дусе приходилось трудно: всё равно отец белый офицер, бежал. В пионеры, конечно, не приняли, а о комсомоле не только она, но и я и многие другие даже и не мечтали, т. к. туда принимали только «чистых», а все мы, хоть слегка, но были замараны ещё до рождения.
***
По этому поводу сделаю маленькое отступление. Когда нас в 1-ом классе принимали в октябрята, то заполняли на нас анкеты, т. к. сами писать мы ещё не умели. Но на вопросы: год, место и время рождения и т. д. отвечали. Когда меня спросили о социальном происхождении, я растерялась. Спросили тогда, кто мои отец и мать, хоть это всем было известно. Я ответила: папа учитель, а мама акушерка. Тогда мне объяснили: это социальное положение, а не происхождение, я совсем растерялась. Тогда один из принимальщиков сказал: «Пиши, мещане». Я очень обиделась, т. к. «мещанин» было тогда ругательное слово, но смолчала, боялась, что не примут. Далее в анкете следовал вопрос: чем занималась до Великой Октябрьской Революции? Тут я не растерялась и ответила: «А меня тогда ещё не было». Все рассмеялись, но в октябрята приняли, прикололи красную звёздочку. В своё время приняли и в пионеры. На этом моя партийная карьера и закончилась. Всё это случилось потому, что анкеты были единого образца для всех, а принимальщики были сами мальчишками старшими пионерами 5-6 классов. Все мы, принятые, были счастливы и горды своим званием. Дусю в октябрята не приняли, она сильно плакала, но ничего не помогло. Отец – белый офицер.
***
Надо мне упомянуть, что со мной учились и другие дети без отцов, а то и без матерей. Отцы, как и отец Дуни, исчезли вместе с белыми войсками, а наиболее богатые семьи, особенно из дворян и духовенства, сами бежали за границу, а детей, иногда ещё грудных младенцев, оставляли у бабушек и дедушек и других родных. Ведь все надеялись, что покидают Родину временно и не рисковали брать малюток в неизвестно куда, Боялись, что дети погибнут, но получилось, что оставили детей навсегда. Когда бабушек и дедушек не стало, дети сделались сиротами. Правда, их всё равно брали другие, даже дальние родственники, а то и совсем чужие люди. Вот как было. А теперь, когда младенцев выбрасывают в мусорники, а то и убивают? Но это совсем уже другая тема. Я пока излагаю исторические перипетии давно минувших дней, хотя для истории это малость – жизнь всего одного поколения. Да и нас уже осталось очень мало. Продолжу о Дусе. После школы она вместе с двумя Анями поступила в Ленинград в горный институт, но не на один факультет, однако она и Аня Лосатинская жили вместе, в одном общежитии.
***
Вот тут-то и случилось неожиданное: Дуся такая сильная, смелая и решительная оказалась совсем беспомощной. И вот почему: мама её, женщина малограмотная, совсем молодая и привыкшая к труду, растила дочку, как настоящую барышню. Ничего ей не позволяла делать, только учиться и учиться. Оберегала от всякого труда и забот, всё брала на себя. Она её даже купала и одевала сама, даже когда Дуся стала больше матери. Мать на неё чуть только не молилась, ведь у неё в жизни больше ничего и никого не было. Жизнь в общежитии оказалась для Дуси сложной, трудной. Она даже грязное бельё и платья посылала посылками домой, мама стирала, где надо зашивала, собирала кое-какие гостинца и отправляла дочке. Конечно, такое поведение вызывало насмешки других девушек, а Дуся была очень гордая, всё переживала, стала замкнутой, какой-то странной. Но училась по-прежнему очень хорошо, получала повышенную стипендию, много читала. Обо всём этом я узнала от Ани Лосатинской, когда мы снова собрали друг друга. К тому же Дуся, как это и положено по природе, влюбилась в одного парня. На их факультете в основном и были парни, девушек всего две-три из группы. Но взаимности не получила, т. к. была мало привлекательной внешне, да ещё и без мамы одевалась небрежно, неопрятно. Дуся даже заболела, но выстояла, институт закончила тоже благополучно, вернее, успешно. Последний курс заканчивала уже после войны.
***
Нас война застала после 4-го курса. Я успела получить диплом, т. к. в пединституте срок обучения 4 года. Девочек из мединститута мобилизовали в армию, отправили на фронт, ускоренно выдав им дипломы. Меня война застала во время государственных экзаменов. Сперва мы с преподавателями растерялись, но приказали экзамены продолжить. Даже мужчин, сразу же разъехавшихся по своим военкоматам, вернули на время экзаменов назад. Дуся как раз была на каникулах дома. Там она и осталась, ведь в Ленинграде сразу же обстановка стала очень острой. Дуся поступила в школу учительницей физики и работала так до конца оккупации Кубани, потом вернулась после войны в Ленинград. Закончила институт и до самой пенсии работала горным инженером в Зверево. Так на всю жизнь и осталась одна. Жила с мамой, которая прожила долго, больше 90 лет. Когда мы в последний раз в Славянске съехались все подруги вместе, мама, совсем уже старенькая, сухонькая, тихая, всё время переживала, что будет делать, как сможет жить Дуся, когда её не станет. Так они и прожили всю жизнь вдвоём, мама до последней возможности ухаживала, опекала Дусю, хотя та уже и сама, как и все мы, стала старухой.
***
Дуся к старости стала совсем беспомощной, очень мнительной, неопрятной. Мы старались как-то её подбодрить, давали разные полезные на наш взгляд советы, но она ими не воспользовалась. Выйдя на пенсию, она двухкомнатную квартиру просто бросила, вернулась вместе с матерью в свою хату, которую мать, следуя всюду за Дусей, сдавала внаём. Так они две старушки и доживали свой век в старой, вросшей в землю хате, крытой гнилой соломой. Переписывалась я с Дусей долго, писала письма часто, о многом вспоминали. Я её много раз приглашала к нам в гости, но она никуда со своего двора не выходила, только на базар, который рядом. Я же к ней съездить не могла, т. к. последние годы жизни Ваня был прикован к постели и без меня абсолютно не мог существовать, хотя сын Саша всё время жил с нами, но у него свои дела, свои заботы, часто отлучался из дома на несколько дней, а я могла отлучаться лишь на несколько часов и всё меньше и меньше, т. к. состояние здоровья у Вани всё время ухудшалось. На последние письма ответов не было. Скорее всего, Дуси уже нет на этом свете, а сообщить об этом некому, она ведь абсолютно одинока. Запросы я не посылала. Какая в этом польза. Только новая печаль, а в жизни их и так хватает.