***
Дневник.
Стоит хорошая летняя погода, иногда перепадают дожди. Не очень жарко, но очень тепло. Как раз то, что надо. Дела повседневные. Была в поликлинике. Записалась на 15-е на приём к врачу. Радикулит-то не проходит. Никогда не думала, что это такая длительная, затяжная болезнь. Острые боли прошли, а тупые – постоянно.
***
Я с целью не называю фамилии людей, о чьей судьбе записываю, чтобы хоть как-то не бросить тень на их потомков, хотя вряд ли мои записки кого-либо заинтересуют, кроме детей моих и внуков. Они же должны знать свои корни, своё происхождение, хотя это их пока не очень-то интересует. Так уж случилось, в такое время мы жили, когда всё ломалось, рушилось, а новое тоже не состоялось и, скорее всего, тоже скоро рухнет. А правду знать надо обязательно, она как компас в бурном океане жизни, мои же записки, как бортовая книга.
***
Дневник.
В субботу дома молодые. Они тоже заняты всякими делами, но с ними время идёт быстрее, содержательнее. Я тоже занимаюсь стиркой и стряпнёй – вот уж поистине бесконечная возня, но самое насущное. Вечерами отдыхаем у телевизора. Сегодня воскресенье. В основном отдыхаем.
***
Плыть по волнам воспоминаний мне ещё далеко, жизнь моя проходит через целую эпоху двадцатого столетия. Но всё самое значительное, бурное, трудное пришлось на детство, юность и молодые годы, после было всё однообразно: работа, домашние дела, а всё происходящее имело в основном значение только для нашей семьи. И, тем не менее, продолжу своё повествование. Река времени течёт без остановок, невзирая на всё происходящее и на грешной земле, и во вселенной.
***
Дневник.
Начинается неделя, повторяется цикл жизненных событий. Была у врача. Снова приходится сдавать анализы. Теперь без этого медицина не существует. А ведь когда-то делали их крайне редко, а лечили не хуже. Время уплотнилось. Надо успевать выполнять повседневные дела.
***
Фронт отодвинулся дальше, но ещё слышны были орудийные залпы, летали и бомбили самолёты. Нас молодых всё время куда-либо мобилизовали: рыть окопы, убирать разрушенное. Страх нового отступления не проходил, а окопы его укрепляли. Мы уже не верили так безоглядно тому, что говорили по радио, писали в газетах. Это была первая причина, по которой возникло желание уехать от наших мест как можно дальше. Вторая причина состояла в том, что мы понимали, с каким недоверием к нам будут относиться, придётся со всем соглашаться, куда бы ни послали на работу, никаких прав у нас фактически не было. Особенно переживала за маму: как бы её снова не взяли, не судили, а она была старая, больная, напуганная до последней степени. Я всё время говорю «мы», т. к. таких, как я, было много, и все думали о своей дальнейшей жизни. Ведь мне тогда было всего 23 года, а Шуре 18 лет.
Свободное копирование
