"<Петербург,> 2 декабря <1864 года>
Друг Людя. Настоящее письмо я пишу тебе в квартире Нади. Завтра с машиной еду в Вологду, но в каком городе буду жить, еще не знаю..."
"<Вологда,> 7 декабря <1864 года>
Дружок Людя. После разных треволнений я приближаюсь наконец к пристани. Пристанью этой будет служить для меня Тотьма -- город, лежащий от Вологды в двухстах верстах. Удобство Тотьмы в том, что сообщение с нею не особенно затруднительно, так что если ты вздумаешь приехать ко мне погостить, то и при своей инвалидности одолеешь путь легко. Письмо это пишу к тебе, собственно, для того, чтобы получить поскорее от тебя известие. В настоящий момент я в Вологде и завтра еду в Тотьму..."
"Тотьма, 13 декабря 1864 года
Дружок Людя. Статистическая особенность Тотьмы в том, что на 3500 жителей приходится 541 вдова. Что это за вдовы и откуда их явилось здесь так много, объяснить мне никто не мог.
Если ты представишь себе Ундинскую слободу, увеличенную в пять раз, то получишь понятие о Тотьме. Но мне в этой увеличенной Ундинской слободе будет труднее, чем там, потому что здесь я совсем один, как пень среди долины. От своей почвы оторван, дом разбит, а новых корней здесь не пущу и гнезда не совью.
Мне кажется, что я очень постарел; по крайней мере, физически я так. слаб, как никогда, не был прежде.
Свое жительство здесь я считаю временным, то есть боюсь, что по распоряжению начальства меня переведут внезапно куда-нибудь; но высылку из Петербурга считаю вечной, и оттого болит мое сердце. Особенно боюсь за невозможность существовать постоянно, то есть на продолжительное время, литературным трудом и потому решил копить деньги и ограничивать себя во всем...
...Письма мои и ко мне идут, через руки, начальства, то есть представляются и получаются распечатанными.
Вчера видел почти все здешнее общество в полном сборе -- в клубе, на семейном вечере -- и вывел то заключение, что если в каждом человеке сидит Мефистофель или Фауст, то в столичном обществе преобладает Фауст, а в здешнем Мефистофель".
<"Тотьма,> 28 декабря <1864 года>
...С устройством квартиры и хозяйства я уже покончил. У меня есть все, что нужно для порядка в вещах, платье и белье: комод, шкаф, умывальный столик, кропать и столик к кровати. Это вещи мои собственные; нее остальное хозяйское. Хозяева мои люди превосходные. И я встречаю в их отношениях к себе ту деликатность, какую именно искал. Правда, эта семья выше обыкновенных мещан. Сам хозяин -- ратман, жена его из духовного звания; а две дочери -- взрослые, имеют вид барышень и читают книжки. Скромность же их поведения безукоризненна. Едой я тоже доволен. Одним словом, материальная сторона моей жизни сложилась вполне удовлетворительно; но нравственно -- тоска. Я чувствую, что я здесь на чужой стороне, как путешественник на станции, где обстоятельства задерживают его против воли и неизвестно когда кончатся. И тем сильнее чувствую я это, что совсем расстроен нервами от продолжительного заключения, и нет для меня ничего легче, как расстроиться от самой пустой причины, в особенности если я недосплю, то есть когда лягу после одиннадцати часов. Явилась во мне какая-то девичья слезливость.
За работу я уже принялся и через неделю отправлю в редакцию первую статью из Тотьмы. Здесь пишется легче, чем в равелине.
Прощай, друг. Расцелуй Мишульку..."
Свободное копирование
