Встреча с детством

Встреча с детством

В 1966 году мне не только достался отпуск в июне, но и семейная путёвка в дом отдыха в Ленинграде. Но тут же сработал «закон мерзавности»: жена попала в избирательную комиссию и не могла «отбрыкаться». Я завёз наших пацанов тёще в Бабаи (пригород Харькова) и помчался в Ленинград, куда после выборов приедет жена.

В первый же день приезда, устроившись в гостинице, сел в такси:

 -- Проспект Бенуа, пожалуйста.

 Таксист посмотрел на меня очень внимательно.

 -- Я город знаю. Такого проспекта нет.

 -- Как же, отлично помню адрес: проспект Бенуа, 1, корпус 107, кв.10.

 -- Когда это было?

 -- До войны.

 -- До войны? Не волнуйтесь, сейчас всё выясню.

 Подъехали к спецтелефону, он поговорил с диспетчером и объяснил мне:

 -- Когда французскую булочку переименовали в городскую, тогда же проспект Бенуа переименовали в Лесной.

Подъехали к зданию академии, где я не был 25 лет. Четверть века! Здание то же, с вылепленным гербом СССР и знамёнами на фронтоне, только не такое величественное и громадное, каким помнилось. А вот и жилые корпуса, в одном из них ( вон в том, корп. 107 ) мы жили. Вот тут были «щели» для укрытия при бомбёжке. А вон в том корпусе, вернее под ним, выстроенном перед самой войной, находилось настоящее бомбо-газоубежище. А вот в том направлении (теперь там жилые дома) мы лазили за «красными лампочками» (так мы, мальчишки, называли редиску). Всё вспомнилось, как из давнего сна.

25 лет прошло! И уехал-то мальчишкой! И помнил же!

Захожу в здание академии и – к дежурному.

 -- Пожалуйста, у Вас работал или работает Конюховский…

 Дежурный перебивает меня:

 -- Самуил Наумович?

 -- Да!

 Дежурный, молча рассмотрев меня – я не представился и в гражданском, набирает телефон, здоровается и говорит:

 -- К Вам приехали.

 Передаёт мне трубку «Говорите с его женой».

 -- Здравствуйте, Вера Ноевна! Это Игорь Теряев.

 -- Господи! Игорёк! Ты знаешь где мы живём?

 Я обрадовался: нашёл. Раз дежурный знает его имя и отчество, значит, Конюховский продолжает работать, видная фигура, его знают, и адрес есть в журнале адресов руководящего состава.

 -- Скорее приходи. Сейчас и Самуил Наумович подойдёт, он ставит машину в гараж.

 -- Иду!

Подхожу к дому. Впереди меня к подъезду шагает мужчина. Мне видна только его спина, но в глаза сразу бросилась походка: сутулая, немножко правое плечо вперёди и как-то «подтягивает» правую ногу.

Я опешил: со времени нашего отъезда из Ленинграда прошло 25 лет, был я тогда мальчишкой, никаких фотографий его у нас не было, об особенностях походки ни мама, ни я никогда не вспоминали. Неужели помнится? Я не поверил своей памяти, поэтому и не решился подойти ближе, заговорить. Иду за ним медленно, сохраняя приличную дистанцию. Он в подъезд, я – за ним. Он по лестнице, я, не приближаясь, дальше за ним, а его походка всё более вспоминается и убеждает – он. Оглянулся мужчина и внимательно на меня посмотрел. Ещё раз оглянулся и посмотрел ещё более внимательно. В этот момент наверху показывается голова Веры Ноевны и спрашивает:

 -- Это Игорь Теряев?

 Самуил Наумович говорит:

 -- То-то я вижу что-то знакомое…

Долго я рассказывал о себе, жене, о детях, маме, о Людочке…

 -- Основное о нас я Вам доложил. А кто Вы и что Вы?

 -- Да что я? Начальник кафедры, генерал, доктор технических наук. Ничего особенного.

За разговором промелькнули полдня и вечер.

 -- Пора ложиться. Верочка, постели Игорьку.

 -- Нет, Самуил Наумович, поеду в гостиницу «Спутник», где я остановился.

 -- Так это же рядом! Я тебя провожу.

 -- Как рядом? Я же из «Спутника» добрался до центра, а оттуда – сюда.

Вышли мы на улицу. Июнь, белая ночь.

 -- Я Вам буду рассказывать, что помню, а Вы мне поможете. Тут была будка с кипятком, где мы брали горячую воду, здесь наши мамы рыли «щели». Там была проходная…

 Я выдохся, а он продолжал:

 -- Тут было трамвайное кольцо, где Вы отправили отца на фронт. Вот твоя школа, а во-он баня, куда ты с отцом часто ходил.

Гостиница от дома Конюховских в двух кварталах. Четыре раза мы провожали друг друга и не могли наговориться. Затем мне удалось убедить Самуила Наумовича, что соотношение наших чинов заставляет меня проводить его окончательно.

Так многое всколыхнулось в памяти, что, несмотря на холодный душ и поздний час, я долго не мог заснуть. Да и оранжевые шторы на окнах пропускали внутрь номера слишком много «белой ночи»…