На Алтае - 14

V

Ясачные. -- Черневые татары. -- Их нравы и обычаи. -- Охота. -- Рябчиковый промысел. -- Рыбный промысел. -- Стерляжьи станки. -- Добывание стерлядей. -- Телецкое озеро. -- Сельди. -- Омули.

   Можно ли Алтай рассматривать как край промысловой, имеющий значение в торговле продуктами охоты? По-моему, нет, и нет потому, что на Алтае не существует в этом значении ни рыбного, ни зверового промыслов, как это с давних пор есть в Забайкалье. Тут, как и во многих местах России, бьют белок, лисиц, зайцев и даже соболей и куниц (в Южном Алтае), но все это почти не составляет торговли в массе, и вся подобного рода пушнина расходится тут же на месте, за исключением небольших партий, которые попадают в руки торговцев и поступают на 'ярмарки или известные рынки.

   Тут нет в массе того класса людей, которые называются промышленниками, хотя и есть так именуемые ясачные. Все это когда-то было и исчезло, как исчезли во многих округах и самые леса, кормильцы и поильцы бывших "ясашных" по действительному назначению.

   Так, например, многие села и деревни Салаирского края образовались из ясачных людей и в них немало настоящей татарской крови. Даже в нынешнее время в окрестностях Салаира, Гавриловского и Гурьевского заводов живет еще много некрещеных татар, которые в большой массе встречаются в Кузнецком и Бийском округах; а также в горах Алтая. Тут они настоящие аборигены страны и носят название черных татар и калмыков (телеуты и кумандины).

   Крайне сожалею, что мне не удалось познакомиться с ними поближе, чтобы познакомить и читателей с их бытом, их жизнью, нравами и проч. Я только слышал, что этих жалких остатков Великой орды Кучума (общее название) не коснулась еще никакая культура и они прозябают все в тех же жалких условиях, которые были и во время побоищ Ермака, с тою только разницею, что в настоящее время люди эти более чем мирные обитатели своих лесных вертепов. По своему уединенному положению и незнанию они возмутительно эксплуатируются не только именитым купечеством Кузнецка и Бийска, но многими торгашами, истыми кулаками, и управляемой ими ближайшей властью.

   Эта последняя до того ненавистна всему, оставшемуся от Великой орды, что всякому путешественнику достаточно иметь на костюме хоть одну ясную пуговицу, чтоб напугать любого татарина или калмыка и не добиться от него не только награды, но даже и простого гостеприимства в смысле радушия, чем отличаются вообще сибирские туземцы.

   Сколько именитых миллионеров г. Бийска пошли, так сказать, жить с этой несчастной татарвы, и трудно поверить тем сказаниям, которые выходят из уст очевидцев относительно той вопиющей эксплуатации, какая допускается в торговом отношении с этим невежественным людом, в каких баснословных оценках принимается, например, от него пушнина, сырой материал, и в каких небывалых ценах спускается ему вся дрянь, весь залежалый товар и проч.

   Что касается подлежащей власти, то трудно сказать хотя что-нибудь даже приблизительно со слов тех же очевидцев. Знаю только, что возникало немало официальных дел и что в прежнее, недавнее, время многие бросали давно насиженные места и с удовольствием шли в "черневые заседатели" в татарские трущобы. Думаю, что люди, вероятно, были истыми охотниками, любителями нетронутой природы и дорогой пушнины!..

   Что касается нравов и обычаев этой татарвы, то, слушая рассказы, читая очерки и смотря на фотографии и рисунки заезжих художников, право, трудно верить, что и в 19-м столетии среди современной более или менее высокой культуры существуют еще такие варварские обычаи и обряды.

   По словам родственника моего талантливого художника А. Э. Мако, бывшего в горах Ю. -В. Алтая, летом у калмыков почти постоянное и поголовное пьянство. Они при малейшем подходящем случае сами "сидят" вино перегонкой из кобыльего молока, которое и называют арак. Заквашивают они его нечищенным бараньим желудком, вследствие чего вино получается крайне вонючее и противного вкуса, что могут переносить только неразборчивые калмыки, привыкшие к своему ужасному произведению, противному тем более потому, что этот "душу ворочающий" напиток пьется теплым.

   Богатые калмыки летом одеваются в шелковые китайские халаты, а бедные даже и в самую жару носят шубы, как и все калмыцкие женщины, зимой и летом, надевая их прямо на голое тело. Но женщины для красоты или для 1 более приличного вида надевают поверх шубы черные бархатные или плисовые туники, обшитые галуном или позументом.

   Калмыки коротко стригут свои волосы и, как китайцы, с маковки имеют длинную косу, к которой привязывают простые или шелковые кисточки; а их князьки и именитые родовичи -- большие, шелковые с золотом кисти. Женщины носят две косы, а девушки штук до 20 мелких заплетенных косичек, которые украшают привязанными деньгами или белыми раковинками. Головные их уборы состоят из высоких меховых шапок, срезанных косо к затылку, наподобие киверов павловцев.

   Тип калмыков, как и вообще сибирских инородцев, подходит более к китайскому: буро-темный цвет кожи, скулистый, с узкими, поставленными вкось глазами и скудными признаками черной бороды.

   Вообще калмыки народ честный, слово свое держат свято и воровства не знают -- это их достоинство и гордость народная.

   Из их быта интересны некоторые обряды и обычаи. Так, напр., при перевалах чрез снеговые вершины белков они навязывают на деревья всевозможные ленточки, тряпочки, ремешки, даже пучки из конских волос хвоста или гривы: это есть своего рода жертва в знак благодарности за благополучное путешествие чрез такие грандиозные возвышенности.

   Преимущественно летом у них бывают особые празднества с богослужением, что называется камланием. Их священники обызы вообще играют важную роль: они и врачи, и ворожеи, и служители богам. Одеваются они в это время особо и навешивают на себя всевозможные принадлежности, не имеющие никакого значения, как, напр., ленты, колокольчики, дощечки и проч. и с бубном в руках очень напоминают сибирско-восточных шаманов. Они также совершают свое камлание около костра, где скачут, кричат, словом, неистовствуют до изнеможения, после чего как мертвые падают около огня и лежат минут 20 до восстановления сил.

   Во время праздника камлания калмыки приносят жертвы из молодых рыжей масти лошадок, которых они после разных обрядов богослужения привязывают и веревкой закручивают им часть головы повыше ноздрей. Вследствие этого лошадь перестает дышать, глаза несчастного животного выходят из орбит, хвост поднимается султаном и затем в момент смерти вдруг опускается, и тогда животное в полном смысле слова раздергивают веревками, привязанными за ноги, так что лошадь падает на грудь и живот. Можете себе представить, какие страшные звуки являются при этом варварском обряде, когда ломаются кости, хрустят суставы!.. Словом, картина ужасная и до того потрясающая, что ее безобразие сознали и сами калмыки, не дозволяющие при этом присутствовать женщинам.

   Да и вообще их богослужение с обызом во главе, для краткости называемое камлы, выражает что-то неприятно сказочное, демоническое, что русские простолюдины называют просто бесовщиной.

   При калмыцких свадьбах нет никакого богослужения и есть только обрядность, как при уговоре с женихом, так и при выдаче калыма за невесту. Калмыки просватывают своих детей еще ребятами, лет 5--8, и отделяют в сожительство; а более взрослые как бы крадут своих суженых, за что и платятся возвышенным калымом. Бывает, что оскорбленный будто бы отец невесты несколько поломается над женихом ради приличия, а сватов отдерет нагайкой -- тем дело и кончается.

   Во время болезней обызы камлают у постели больного, и если это не помогает, то несчастного перекидывают через седло, т. е. кладут на седло животом, и ночью везут версты за две в лес; зимою или летом -- это безразлично -- разводят огонь, оставляют оседланного коня, и все уезжают, а больной остается один. Если он не возвратится в юрту, значит, так угодно Богу, и тогда чрез некоторое время едут его смотреть, чтоб привезти его труп.

   Знаю, что А. Э. Мако были сделаны превосходные рисунки всех этих безобразий из быта калмыков, и из них была организована выставка в г. Томске с благотворительной целью.

   Черневые татары и калмыки почти все поголовно промышленники, как орочены Забайкалья, и только редкие из них, живущие в более оседлых местах, занимаются хлебопашеством и скотоводством. Это и есть настоящие ясачные как по оплате податей, так и по профессии. Все они имеют винтовки с такими же сошками, как и тунгусы Восточной Сибири, с которыми они могут поспорить на поприще охоты. Это действительно замечательные стрелки из винтовок; это настоящие зверовщики, которые знают всю тайну своего округа, знают бытовой характер всякого зверя, обитающего в отрогах поднебесного Алтая, знают, где и как его взять, и не трусят ни перед какой опасностью.

   Из русского населения такие же промышленники встречаются преимущественно из тех крестьян, которые живут около тех же отрогов Алтая, в Кузнецком и Бийском округах, в окрестностях Ридерского рудника и отчасти в Салаирском крае. Конечно, есть они и в других местах обширного Алтайского округа, в особенности изобилующих лесами, но тут они единичны и называются, как и везде, охотниками.

   Такого огульного белковья, как оно существует в Восточной Сибири, на Алтае нет, да и быть не может, потому что здесь сравнительно белки немного и ее шкурка не имеет тех высоких качеств, как в Забайкалье. И вот почему на местных рынках беличьих шкурок весьма немного. То же можно сказать и о другой пушнине, как, напр., лисице, хорьке и др.