ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ.
Мы только что пришли из столовой. Пришли не все, многие убежали в Наримановку и на Кирзавод в магазины. Это те, у кого остались деньги от дороги или кто уже успел получить перевод из дому.
В первый же день многие отправили письма с жалобой на плохую кормёжку. Кормят нас в той же столовой, где и курсантов предыдущего набора и солдат-чернопогонников строительного батальона. Да и столовая – громадная полуземлянка – принадлежит стройбату. Питание, по общему мнению, неважное: кормят по армейской (солдатской) норме № 2, – мы ещё не курсанты. Но я доволен – дома я и так не питался – вешу всего 58 кг.
Утром нас сводили в баню. Там же и санобработка – прожаривали наши носильные вещи. Мы не столько мылись, сколько ожидали своей очереди в душном пыльном дворике и на улице.
Чтобы придать нашей толпе зачаток организованности, нас разбили по ротам и взводам; команда смолян составляет полувзвод, вторая половина взвода – ребята из Средней Азии. В отличие от нас, все они жители больших городов – Сталинабада, Фрунзе, Алма-Аты. В малых городах и районах отбора в училища нет из-за плохого знания русского языка.
Большинство южан или русские или корейцы. Киргизов и прочих туркменов – единицы. А корейцы имеют одинаковые фамилии: или Цой или Пак или Ким. Все они хотят стать лётчиками. Возможно это отголосок недавно окончившейся войны в Корее. А может, война вскоре и вспыхнет, сейчас там перемирие. А оно во все времена шатко.
Прибывают команды кандидатов в лётчики не одновременно, поэтому роты находятся на разных стадиях зачисления: кто-то уже успешно заваливает экзамены, кто-то проходит мандатную и медицину.
Мы – самые дальние из прибывших (добирались десять дней!) ещё устраиваемся. Вчера сходили на далёкие поля за соломой, набили этой затхлой начинкой матрацы и наволочки, получили вытертые байковые одеяла.
Кто-то пошутил: «Как у зеков в лагерях». Не знаю, в лагерях и колониях, слава Богу, не сиживал, о быте там мне мало чего известно. Вот в пионерских – бывал. Но там тоже матрасики набивались прошлогодней соломой. А в исправительных лагерях матрацев, как я слыхал, вообще нет – голые нары.
Нравы среди претендентов в офицеры явно скотские. Вчера ночью нескольким новичкам устроили «велосипед»: вставили спящим между пальцев ног обрывки газет и подожгли. Бедняги спросонья дёргали ногами от боли, а собравшаяся толпа хохотала.
Говорят, что такие нравы царят во всех подготовительных военных училищах – Суворовском, Нахимовском и других. Будто эти традиции перешли ещё от царских кадетских и юнкерских училищ и бурсы.
Я в этом сильно сомневаюсь, скорее, это традиции тюрем и лагерей, традиции колоний для малолеток. У меня другие представления о царском офицерстве, почёрпнутые, скромно признаюсь, из книг.
Сейчас у нас свободное время. Хотел поиграть в волейбол, но пришёл политрук – майор и роту согнали на политбеседу. Мы думали, расскажет об истории и традициях училища, но беседа ведётся поучительная: что можно, а чего нельзя. Нельзя ходить в город, нельзя общаться с местной молодёжью. И никаких связей с женщинами – в городе полно венериков.
Майор поясняет: население – наполовину бывшие заключённые (без права выезда), наполовину ссыльные (всякие троцкисты, кулаки и подкулачники), наполовину – последние переселенцы – немцы из Поволжья. Не город, а пристанище бывших (а бывших ли?) врагов страны.
Мы всё впитываем, всё понимаем. Кроме одного: как майор разделил целое число на три половины?
Беседы не помогают. Народ рвётся в город. Постоянно происходят стычки с местными юнцами – «фашистами» и «чуреками».
Приходит весть: одного из заводил из «комсомольского набора» местные сбросили с мостика в Наримановке. Толпы «комсомольцев» рванули в город мстить за травмированного «сталинского сокола».
Как эпилог – побоище тысячной толпы перед зданием обкома партии. Милиция бессильна, только вмешательство поднятых по тревоге курсантов школы с автоматами рассеивает толпы дерущихся. Страшно, когда гремят очереди и над головой воют пули. Задержанных «соколов» позже отправят в дисбат или в пехотные части.
Движимый стадным инстинктом я тоже участвую в побоищах, но избегаю экзекуций, сумев отбиться при попытке задержания.