В марте один небольшой петербургский театр поставил мою пьесу из времен Павла. Старый барский слуга вышел на сцену в валенках; барышня походила на кокотку; ложечник, т. е. цимбалист, аккомпанировал себе, постукивая двумя деревянными ложками одна о другую (режиссер понял слово ложечник буквально). Ролей никто не знал, но пьеса прошла с успехом. В то же время я писал в одной газете о театре и встречался с Л. Б. Яворской. Изможденное гримом лицо ее странно отделялось от прелестной девически-нежной шеи.
В Москве я часто слушал цыган. Знаменитую Варю Панину узнал я еще в Нижнем на концерте в 1911 г. Смуглая старуха в бриллиантах с неподвижным трагическим лицом, сидя, пела под гитару густым контральто.
М. В. Дальского я видел в "Отелло"; игра его мне понравилась. Еще в Москве мне много рассказывал про Мамонта один провинциальный любовник. Дальскому, после гастролей где-то на юге, актеры дали обед. Обыкновенно он выпивал сразу две рюмки водки и, закусив икрой, переходил на шампанское. С ним на обед явились две певички. Дальский под утро вытащил их обеих в сад и на глазах у всей труппы проделал поочередно с каждой на клумбах любовную пантомиму.
М. М. Петипа лет до семидесяти казался юношей. Издали ему можно было дать около тридцати. Зато, вернувшись с гостями домой после спектакля, весь желтый, он сбрасывал парик, медленно опускался в мягкое кресло и старчески разбитым голосом говорил: "Дайте нам, пожалуйста, по рюмке водки".
Я посещал знаменитые бани в Фонарном переулке. Мыл меня деликатный банщик Егор из Вязьмы, мастер своего дела. Раз, раздеваясь, я увидел вошедшего генерала в тужурке, с Георгием на шее. Усатое строгое лицо мне показалось знакомым. Егор шепнул: "Ренненкампф!" Это был известный полководец, после неудач на войне лишенный вензелей. Грустный сидел он в ванне, как в воду опущенный в буквальном и переносном смысле. Вблизи Ренненкампф не имел свирепого вида, как на портретах; он среднего сложения и не тучен. В другой раз мне случилось мыться с престарелым Д. В. Стасовым.
Свободное копирование
