Еще в студенческие годы знавал я беллетриста Крачковского, высокого, добродушного, с хитро-смеющимся взглядом, но простоватого в личной жизни. С ним я зашел весной 1914 года к Бурнакину, уже видному сотруднику "Нового времени". Бурнакин занимал хорошую квартиру на Лиговке; в столовой голубые шпалеры, везде приличная мебель. На столах валяются книги от авторов, чающих отзыва. Подле раздобревшей хозяйки, у самовара, пыхтел солидный помещик, бывший кавалерист, державший себя искательно, точно проситель. Сам Бурнакин вернулся из клуба и объявил небрежно, что проиграл сто рублей. Крысиные глазки его по-прежнему тревожно шныряли.
Корней Чуковский убедил меня переселиться в Куоккалу. Я снял на весь июнь комнату при лавке у русских хозяев. Это была мещанская семья: лавочница с двумя дочерьми. Девицы старались походить на барышень.
Обедать ходил я к Чуковскому. У него по воскресеньям бывали гости: писатели, художники, дамы и И. Е. Репин.
Репину только что минуло семьдесят лет. Маленький, худенький, он разговаривал басом. Меня старик полюбил и нарисовал пером мой портрет в "Чукоккале", альбоме, который Чуковский завел для воскресных своих гостей.
Иногда на даче Репина Пенаты устраивался вегетарианский обед. На него я являлся, плотно закусив. Гостей ожидал суп из сена и грибные котлетки, на десерт орехи и виноград. Все подавалось сразу. Круглый стол вращался и делал прислугу лишней. Для осуществления равенства кухарки, прачки и дворник садились с господами. Не могу забыть физиономию одной бабы: с тупым достоинством она громко щелкала орехи, слушая наши толки о картинах Серова и о новейшей поэзии. На обед избирался по запискам председатель; раз выбор пал на меня, и по уставу я должен был сказать речь. Здесь я встречал скульптора Гинцбурга, поэтессу Гриневскую, Н. И. Кульбина. Подруги Репина Нордман-Северовой не было в этом году в Куоккале: она умирала за границей, и при мне пришло известие о ее кончине.
Репин, Чуковский и я ездили вместе в Петербург смотреть музей императора Александра III. И. Е. очень хвалил Брюллова и указал нам, откуда смотреть на "Последний день Помпеи": надо встать справа за дверью. Мы постояли перед "Запорожцами". Мимо серовской "Иды" И. Е. прошел отплевываясь и не глядя; басок его гудел искренним раздражением.
Я получил от Репина в подарок акварельный автопортрет. Узнав, что я строю себе усадьбу, он мне советовал не ставить кухни, а сделать в доме очаг.
Приходя от Чуковских после обеда по жаре домой, я раздевался, ложился в постель и спал до чаю. В один день мне что-то плохо спалось. Точно кто толкал меня встать и одеться. Не успел я повязать галстук, как в хозяйской половине послышался дикий крик: "Мамынька, ой, спасите, караул, горим! Ратуйте!" Это выли наши жеманные барышни. Дом пылал. Еле успел я выбросить в окно чемодан и выскочить сам. Сгорел у меня бритвенный прибор да полотенце. Вещи помогал вытаскивать сербский посланник Спалайкович.