До масленицы 1913 года я прожил в Петербурге. Теперь я был признанный писатель с безукоризненным именем. Все редакции передо мной открылись. Я зарабатывал много.
За год перед тем в подвале на Михайловской площади открыт был литературный кабачок. Сюда собирались литераторы, живописцы, музыканты, актеры. Их привлекала дешевизна буфета и даровой вход, а публика валом валила смотреть знаменитостей. Окон в подвале не было. Две низкие комнаты расписаны яркими, пестрыми красками, сбоку буфет. Небольшая сцена, столики, скамьи, камин. Горят цветные фонарики.
Из передней, где шипели кухонные пары, услыхал я пение. Подвал был переполнен. Кавалеры и дамы, под дирижерство длинного поэта Потемкина, хором пели на известный мотив "Стрело́чка":
За́конопатило, за́-
конопатило, за́-
конопа́тило, зако́-
нопати́ло.
Законопати́ло,
Законопати-
ло, законо́па-
тило, зако́-
нопатило́, за-
конопати́ло,
законо́па-
тило, законопа́тило!
Пение стихло. Потемкин вылил себе в рот из бутылки остатки коньяку и дружески меня приветствовал.
В Николаевском военном госпитале лечился от неврастении Алфераки; я посетил его. Бесконечные казенные коридоры, койки, серые халаты. Помню троих сумасшедших. Первый, уже старик, молодым военным врачем вернулся из Турции с похода. Жена от радости на вокзале умерла у него в объятиях, а он тут же сошел с ума. С тех пор, вот уже тридцать пять лет, ничего не говорит, кроме одного неприличнейшего ругательства. Второй -- высокий артиллерийский полковник в начальной стадии прогрессивного паралича все время сочиняет роман. При мне пришла к нему дочка с бонной. Он разговаривал, но, видимо, невпопад. Стали прощаться. -- "До свидания, милый папочка!" -- крикнул в дверях ребенок. Больной, запахнув халат, благосклонно кивнул в пространство, видимо, не сознавая кому, и медленно удалился. К третьему больному пришли две дамы. Этот был уже настоящим глубоким паралитиком. Когда-то блестящий гвардеец, еще и теперь красивый, молча сидел он перед безмолвными гостями. Звонок. Он встал, с трудом подпираясь палкой, тяжело затопал неверными шагами и самодовольно захохотал: вот, мол, как я хорошо хожу. -- "Браво, молодцом!" -- воскликнули обе дамы.