30 октября
Сегодня я сидела в приемной перед кабинетом Тарасова вместо секретаря (мы часто ее замещаем), а в кабинете находились Радзинский, Цирнюк, Симуков, Тарасов, Владыкин. Было слышно, как Цирнюк «пела», высказывая Радзинскому свои «соображения» по его пьесе «Чуть-чуть о женщине».
Цирнюк: «Когда Вы говорите о пьесе, что бы Вам хотелось в ней выразить, то я Вас понимаю, а когда читаю пьесу, то мне не хватает ясности. Да, пьеса о женщине, о ее судьбе, это важно. Но если она — личность, надо, чтобы в пьесе это было ясно, чтобы она совершила поступок, это доказывающий. Для Вас женщина — это то, что она хочет быть любимой, быть женщиной. Нет, не это главное. Пьеса, я Вам это и раньше говорила, немного забытовлена. Я, может быть, имею право так настойчиво говорить об этом. Ну вот возьмите меня, я ставлю себя в положение Вашей героини — и не верю. Вроде в частностях все правдоподобно, но вот в чем-то главном — нет. Равновесие общественной личности и личного должно быть. Я хочу, чтобы она это несла в себе. Личность и женщина, а не так женщина, которая… Я хочу передать Вам, что меня очень волнует. А Ваши переделки — это просто уступки нашим требованиям. Мне бы хотелось, чтобы семейные проблемы стали предметом искусства, чтобы они стали граждански значимы».
Стал говорить Радзинский, и сначала было плохо слышно, но потом он «разошелся»: «Проблемы жизни — вот главное, а мы о них не пишем, малейшая попытка о них писать пресекается. Круг информации чудовищно расширился, значит, задача — не сужая его, говорить о главном. Проблема счастья людей — государственная, она существует, об этом надо обязательно говорить. Как люди ранят друг друга — невероятно важно говорить и об этом. Мы морально необразованные. Для меня жить это жить не только днями, а и ночами, в крови должна быть твоя работа».
До этой встречи Шумов говорил, что Радзинскому дали полный отказ, и Симуков по этому поводу сокрушался. Когда же после записанной мной беседы я видела Радзинского, у него было неплохое настроение, он сказал, что все развертывается в обратную сторону, что Ушаков (директор МХАТа) сам разыскивал его и режиссера спектакля Л. Хейфеца[1], и сегодня вроде разговор кончился тем, что он должен кое-что скорее, скорее доделать, кое-что дописать, и все будет хорошо. Что-то не верится.