29 октября
В кабинете Голдобина — обсуждение спектакля Театра на Таганке «Тартюф».
Малашенко: «Перевод неверный, осовремененный, ритм не тот. Спектакль не о Тартюфе, не о химере, взятой с собора Парижской Богоматери, а о том, как было тяжело художнику. Да, это возможно, но театр показал, как слаба труппа: нетренированные актеры, нет второго плана. Излишки — лезгинка, бокс, палка в прорехи. Обращение в публику Смехова о праве художника — этот кусок надо посмотреть, проверить, текст надо лишить лжерусификации. Нет никаких ассоциаций, которые могли бы навредить, поэтому может идти. Вхождение в чужую „маску“ бессмысленно».
Жуков: «Более профессионально скажет Бояджиев, а мое ощущение: спектакль очень удачен по решению, жанр комедии масок, сатирической комедии. Многословность и растянутость сокращаются за счет ритма. Удачное попадание театра, ему лучше удаются комедии. А недостатки исполнения должны уйти в процессе роста спектакля. Излишнее есть — отрывание головы у собачонки, перебрасывание предметов через ширмы. Тема художник и общество — это просто действительность диктует, что художник и его позиция в обществе — это очень важно. Спектакль решен с больших гражданских позиций, честно».
Реплика Голдобина: «Обратите внимание на темы: Мольер — Король, разрешение-запрещение, обращение в зал, то есть те моменты, которые нас настораживают».
Григорьев: «Перевод во многом определил решение этого спектакля, перевод Донского после Лозинского. Одни считают, что надо сохранять архаику, а другие — что надо переводить на современный язык. Это современный перевод, здесь и купюры законные. Так вот, передает ли перевод и спектакль эту ненависть к лицемерию и его опасность? „Дон Жуан“ Мейерхольда где-то навеял этот спектакль. Обращение в зрительный зал — тоже традиция, Сганарель тоже обращается в зрительный зал. Актерские работы только намечены. Но поскольку спектакль передает душу пьесы, это дает ему право жить. Обращение к Королю — ничего нового нет, что Король — кукла, кардинал — кукла, это все восстанавливает реальную историю с реальной пьесой „Тартюф“».
Шумов: «Мне кажется, что обсуждение, которое идет сегодня, — это три категории рифов и мелей. Первая — трактовка пьесы. Театр очень корректно прочел пьесу и вытащил тему антиклерикализма. Вторая — о ней говорить труднее. Творец и общество — это главная тема данного театра, и здесь он ведет себя довольно корректно. Третья есть пересол в сценической игре. Но в целом театр проявил такт, вкус и раскрыл тему художник и общество так, что не нужен тяжелый разговор с театром, как это было раньше, хотя бы со спектаклем „Послушайте!“, лишь кое-где надо убрать пики режиссерского решения».
Емельянов: «Обращение в зрительный зал. Дело в том, что четвертая стена появилась довольно поздно, в театре Антуана, у Станиславского. А Мольер весь построен на обращении со зрителем впрямую, у Мольера вообще допустимо прямое обращение со зрителем. Тем и была интересна проба Станиславского сыграть его с четвертой стеной. Да, Мольер очень широк, и это он тоже, видно, допускает, но в основном Мольер — театр представления, и здесь законы соблюдены, и нельзя от театра требовать больше того, чем он может дать. Это один из тех счастливых случаев, когда театр общается уже с жизнью и от нее получает ответные реплики, высший класс театра. Театр адекватно передает пьесу. Мольер не против общества, а за, он против пороков общества. Текст современный, ну что, по-моему, текст очень хорош».
Голдобин: «Я не согласен со всеми вами. Любимов — человек талантливый, но ему мешает какая-то заданность, злость, в спектакле все идет не от мольеровского замысла. Нет глубокого, социального, философского звучания. Прием ширм, масок — когда из них выходят, то играют уже не 300-летней давности Мольера, а сегодняшнего. Этого сквозного приема не хватает на полнометражный спектакль, становится скучно. У нас „Тартюфа“ не запрещают, а играют в полную силу, разоблачая ханжество, а для Любимова не это важно, он вытаскивает запрещение-разрешение, вот и вытащен Король и обращение к нему. Обращение к зрителю — не то что вообще не обращаться, а с чем это обращение и подмигивание. Тему разрешения-запрещения надо выжигать каленым железом, она сейчас работает против нас, столько событий в мире, что нельзя закрывать на это глаза. Эта тема для нас нецензурна. Главное, что меня смущает, — это интермедии».