В такой обстановке и в таком душевном состоянии к середине 1968 года я завершила первое обобщение изученных мной новых архивных документов и эмигрантской печати. 17 июня я отдала свою работу Михаилу Герасимовичу. Через три дня возвращая ее мне, он буквально на ходу бросил: «Это еще только материал». Неудача обескуражила меня, и я подумала: «Не пытаюсь ли я подменить отсутствие способностей своим усердием»? И тут услужливая память напомнила мне, с какой серьезной (иногда и жестокой) требовательностью в педучилище учили меня много и вдумчиво читать. В студенческие годы на истфаке МГУ меня научили, много читая, сопоставлять концепции разных авторов разных исторических периодов и писать, писать, писать, даже без надежды на публикацию. С первого своего появления перед нами, студентами, в феврале 1957 года Михаил Герасимович строго требовал от нас подтверждать или опровергать правоту или ошибочность установок народников и марксистов, только опираясь на документы. Он постоянно напоминал нам, чтобы мы не тратили время попусту, и сам много работал. Поэтому М.Г. Седов всегда был убедителен, выступал ли он на лекциях и семинарах перед студентами или на методологических семинарах перед коллегами нашей кафедры. В течение года моего обучения в аспирантуре мне пришлось наблюдать, как именитые ученые нашей кафедры: П.А. Зайнчковский, И.А. Федосов, С.С. Дмитриев, В.А. Федоров и М.Г. Седов строго пресекали поспешнсть выводов и обобщений своих аспирантов. И я поняла своего научного руководителя. Он был прав: новый и весьма интересный материал, оказавшийся в моем распоряжении, нуждался в осмыслении и определении того, что я хочу сказать на его основе.