25 мая 1968 года Анюта неважно закончила второй класс – даже по физкультуре у нее была тройка и четыре за поведение. Как говорится: тихие успехи и громкое поведение было налицо. Но обижать ее я не стала. К окончанию ею второго класса, я купила ей красиво сшитое венгерского производства платье, которое ей очень шло, туфельки и всякую мелочь. От папы в подарок она получила круг, пояс надувной для купания, книгу и конфеты. С лагерем пока ничего не было известно. Работа моя по обобщению изученных мною документов и эмигрантской печати продвигалась плохо. Ко всем неурядицам Анка потеряла свой новый плащ. И я сообщала Б.: «Пишу отчет. В Ревду поеду. Что там будет – покажет лето. Может быть, еще встречу людей, которых стоит любить. Ездила в Электросталь по поводу обмена квартиры – они наотрез отказываются меняться на пятый этаж, так как переезжает сердечник. Выполнение аспирантского задания продвигается крайне медленно. Слишком много побочных факторов, которые отнимают у меня немало времени и среди них не последний – ухаживание за больными и здоровыми детьми, то есть тот мой долг, о котором ты мне все время напоминаешь, опасаясь, как бы я его не забыла. Я понимаю хорошую подоплеку этого опасения – заботу о состоянии моего здоровья. Но эта забота в назидательном тоне и в категорических заявлениях вроде «не видеть, не писать об этом не хочу» или «отзову из аспирантуры», - не прибавляют ни энергии, ни спокойствия, о которых ты пишешь чаще всего. Ведь даже отозвав меня из аспирантуры, ты не взвалишь на свои плечи всю полноту заботы о детях.
Собственно, что мне нужно? Я думаю, что меня можно не относить к женщинам, не помнящим о своих обязанностях и ответственности перед детьми. А уж о чувстве долга перед тобой, твоей жизнью, жизнью ребят, - по-моему, все во мне подчинено этому. Всю жизнь я помнила, что кому-то что-то я должна сделать, чем-то и ради кого-то поступиться в своей жизни. В ответ ждала только ласку и тепла. Я получала их. Но часто быть благодарной мне приходилось не тебе, а посторонним людям. Я благодарила их за доброе слово, за тепло и доброе участие. Да, мне приходилось уставать от множества моих обязанностей, но эта усталость легко снималась добрым участием. И только. Неужели это так трудно, так обременительно?
Я понимаю (и не надо мне писать об этом в каждом письме – у меня неплохая память), что девочкам я нужна только здоровой. Ты-то вполне обойдешься без меня и здоровой. Ты собираешься следовать избранной тобой цели. Я делала все, что было в моих силах, чтобы не быть помехой твоему выбору. Почему, в свою очередь, ты думаешь, что у меня не может быть своей жизни, своих интересов? Вступая в семью, я же не в рабство уходила! И ты тоже. Мне не надо втолковывать, что я не даю дочерям того, что обязана давать им мать. И не одна мать, если на то пошло. Но и главным образом при моих усилиях они получают не так уж мало. Мне бы в такие же годы, как у них сейчас, хотя бы десятую долю того, что они получают, - не пришлось бы мне ощущать необходимость наверстывать упущеное в плане общего развития. Я уже слышу твои возражения: я ли не отдал, я ли не потерял и т.д. и т.п. Щедрый и искренний дар – не потеря, а приобретение для того, кто дарит. В итоге – о чем разговор? Какой смысл писать тебе о состоянии моего кишечного тракта, сердца, ног, то-бишь, - о своем здоровье. Зачем? Всем этим можно заниматься, не афишируя на весь свет, как я это проделываю. Я интересуюсь состоянием твоего здоровья постольку, поскольку ты мне дорог просто как человек, который может и должен успеть сделать больше, чем я. Ты же подходишь к заботам о моем здоровье из опасения потерять сиделку около моих детей и из опасений превратиться в такую сиделку самому. Не думаю, что если я займусь сейчас тем, что буду холить свою внешность, моим детям будет легче со мной сейчас и в будущем».
Что в этом письме было не от рассудка? Что в нем свидетельствовало о том, что я «вышла из строя» и мне будто бы уже угрожало «превратиться в страшно нервную и слабую даму», о чем «заботливо» предупреждал меня Б.? Или он уже хотел «видеть» во мне такую даму и искал «аргументы» для подтверждения правомерности своего предубеждения? Я не могла не быть откровенной. В откровенности и искренности виделся мне способ предупреждения оскорбительных для меня перепадов настроения моего партнера. Эти перепады не могли возвышать его и в глазах тех людей, которым он намеревался служить. По цели, которую Б. избрал для себя, он обязан был в первую очередь научиться управлять собственным настроением, управлять собственными поступками.
30 мая, когда я писала этот свой «отчет», появилась светлая полоса в нашей жизни. Алла Васильевна подарила Анюте бесплатную путевку в пионерский лагерь. «Сообщаю последние новости: - писала я Б. в Кемерово, - Анюта в лагере. Вот ее адрес: Московская обл., Истринский район, п.о. «Румянцево», пионерский лагерь «Юность», отряд 9. От Лиды из Ревды получила письмо с любезным приглашением. Уже ответила ей, что приедем в начале июля: с 6 июня по 1 июля Анюта в лагере». Отправив Анюту в лагерь 6 июня, 8-го я писала ей: «Милая Аннушка! Как ты устроилась? Нравится ли тебе лагерь? Не скучаешь ли? Напиши мне. Наденька опять заболела, и мы с ней опять сидим дома. Числа 15-го, если Наде будет легче, мы с ней приедем к тебе. Ты только не волнуйся. Посылаю тебе конверт, чтобы ты могла ответить на мое письмо».
Весь июнь мы с Надей оставались вдвоем. В ее присутствии можно было работать, а в свободное время мы обошли всю прилегающую к университету территорию. Указывая пальчиком на высотное здание, она говорила: «Не люблю этот дом. Из него папа приезжает и часто уезжает. Хочу в Кемерово». Все самое лучшее, что отложилось в памяти этой малышки, было связано с Кемеровом. Все цветы, скромные ромашки и величественные пионы на клумбах, все деревья около университета, - «все у нас в Кемерово есть, все красивое осталось в Кемерово». Как-то она с упоением нюхала пионы на клумбе перед главным корпусом университета. Цветовод подошел к клумбе с ножницами и срезал ей самый большой цветок. Кроха не забыла сказать ему спасибо.
15 июня мы с ней поехали навестить в лагере Анюту. Около двух часов ехали на электричке, потом 5 километров добирались пешком. Она ни разу не попросилась на руки и даже не присела отдохнуть. Шла и говорила себе: «Я уже большая». В деревне, через которую лежал наш путь, мы подошли к телятнику: маленькие телята подняли разноголосый хор и все ринулись к ней, а она им: «Вы чего кричите мама, я же не мама, а Наденька. Вот смешные». В лесу набросилась на цветы. Она везде собирает букетики: когда мы гуляем вокруг университета, когда идем пешком в ясли или из яслей, или - на пруд около Дворца пионеров. В этом пруду она уже «плавала» с лягушками вместе и видела, как мальчик запускал на нем управляемый по радио кораблик.
Свободное копирование
