По возвращении из Горького в Москву серьезно заболела Надюша. С подозрением на аппендицит скорая помощь отвезла ее с моим сопровождением в Морозовскую больницу. Малышка часто болела, но не о каждом случае ее болезней я буду рассказывать. Этот случай был особенный – я всегда наблюдала за тем, как происходило становление характера моих детей, а потом и внуков, и с этой целью старалась всматриваться в их глаза и вслушиваться в их разговоры. Это хорошая школа для родителей, полагаю я. Как-то об этом своем опыте я рассказала одному многодетному священнику, хорошему человеку и достойному проповеднику. Он мне ответил: «Нам некогда смотреть в глаза наших детей». И не поделился со мной тем, какую воспитательную меру воздействия он считал более существенной.
А в тот вечер в приемном покое Морозовской больницы вместе с Надюшей оказался ее возраста отпрыск мидовских сотрудников – что-то ему попало в глаз. Он, естественно, ревел. Его бабушка, дедушка и мама, сострадая малышу, буквально лезли на стенку, мешая доктору делать дело. Было смешно и грустно. Надюшка посмотрела на это и сказала, что она так вести себя не будет – ей было 3 года и 2 месяца, и уже тогда она отличалась наблюдательностью. Она часто упрашивала меня не водить ее в ясли, оставлять ее в нашей комнате в общежитии. Я оставляла ее. Она долгими часами спокойно оставалась одна (во время заседаний нашей кафедры, например), занимаясь своими игрушками. И к посторонним людям она никогда не льнула. Однажды в битком набитый лифт парни с нашего этажа позвали ее: «Поехали с нами!» - «Нет». – «Почему?» - «Я вас боюсь». – «Видна мамина выучка». Тем и закончился диалог. За нее я всегда была спокойна. Мы с ней без слов понимали друг друга с самого малого ее возраста. Как-то в письме я писала Б., что оставаясь в комнате вдвоем с Надюшей, мы подолгу молчим. – «Напрасно», - отметил он на полях. Однако он остался недоволен и тем, как я подолгу сижу и слушаю разговоры моих дочерей. «Потеря времени», - ворчал он, а для меня эти разговоры были источником познания внутреннего мира моих дочерей: незаметно для себя в этих разговорах они раскрывали то потаенное, о чем никогда не рассказали бы по моей или его просьбе.
Если Надюшу тянуло в дом, Анюту, наоборот, - из дому. Приезжая из интерната ко мне в общежитие, она норовила проводить время во дворе, собирала ребят всех цветов кожи и национальностей и устраивала с ними путешествия по всем закоулкам университета и его окрестностей. Ребятишки только и ждали во дворе своего затейника и охотно следовали за ней, куда бы она их ни водила. Иногда Анка брала с собой и Надюшу, с которой, однако, она старалась не уходить далеко. Как-то подходит к ней наш сосед по этажу, аспирант из Нигерии Старлинг и зовет ее: «Пойдем, Надя, со мной». – «Нет, не пойду». – «Почему?» - «Я Вас боюсь». – Прямо и ясно. Эту пару прелестных девочек однажды заметил аспирант из Бирмы и стал проводить с ними время, когда они гуляли во дворе. Я не препятствовала, но строжайше запретила им посещать его комнату, если вдруг ему вздумается пригласить их в гости. На память об этих прогулках с ними он сфотографировал их, оставив на обороте карточек свой автограф. Это было в начале июня.
«Ругать ее не имеет смысла, - делилась я с Б. своими наблюдениями за Анютой, - но и от ласки и нежности она не становится лучше. Такое уж создание. Даже Валентина в этом убедилась – на что она всегда ласкова и терпелива. Даже такому терпеливому человеку, как ее нынешняя учительница, Анюта отвечает ложью. С годами ее, наверное, может исправить наша разумная требовательность и ее собственный ум (она не глупа), если она подключит его к пониманию того, что лжецы никому не нравятся. Не скоро это будет, но, может быть, наступит когда-нибудь? Она прислушивается к требованиям лишь Таисии Васильевны и Валерия Павловича, садовника в этом интернате, который соорудил садик с альпийской горкой, с экзотическими деревьями и цветами в своем саду, окруженном высокой сетчатой решеткой от возможных разорителей. Анка часами пропадает у него в саду. Я попросила ее воспитательницу, Людмилу Эдуардовну, чтобы она не препятствовала этому увлечению – бог с ней, с ее успеваемостью из-за плохо подготовленных уроков». Такое влияние я считала ценнее хороших оценок на школьных уроках. Тогда Б. поддержал меня.