Я приобщала Анюту к знаниям чтением сказок - у нас было прекрасное издание болгарских сказок для детей. Многие из них она знала наизусть. Б., вернувшись из командировки, взялся учить эту трехлетнюю девчушку читать. Посадит ее на колени, указывает на букву и просит Анюту назвать ее. За каждый неправильный ответ он больно ее щипал. «Мама, что папка щипается!» - ревела Анка. Это было не обучение, а дрессировка. В сердце этого «дрессировщика» не было места для Анки – он не любил ее. Вскоре я прочла в книге К.И. Чуковского «От двух до пяти»: «Чем меньше у взрослого за душой, тем большее пристрастие питает он к дрессировке». Я протестовала против этой «методы» приобщения ребенка к знаниям, но безрезультатно. Эти «занятия» явились началом неприятия Анютой учебы вообще.
Закреплялось это неприятие своеобразным способом. Мы дружили с семьей Никешиных. Александра Никитична была гинекологом, мое знакомство с нею началось с женских проблем, у Б. обнаружились общие интересы с ее мужем - Борисом Сергеевичем, тогда доцентом Кемеровского горного института. У Никешиных рос сын Юра, будущий доктор наук. В детстве это был спокойный, даже чуть флегматичный мальчик. Наша Анка в сравнении с ним выглядела шустрой и разбитной девчушкой. В свои четыре года она была признанным заводилой во дворе, и дети охотно играли с ней. Может быть потому, что она щедро раздавала им свои игрушки, никогда не требуя их возврата. Щедро делилась она с детьми и сладостями. Могла и разыграть их. Как-то осенью она вышла во двор с кистью ярко красной рябины в руках. Кладя ягодки в рот, она заманчиво изображала наслаждение не существующей в рябине сладостью. И когда сосед ее возраста попросил поделиться с ним, она охотно выполнила его просьбу. Надо было видеть выражение личика мальчика, так жестоко обманутого в своем предвкушении. «У, дура», - грозно выдавил он из себя. Анка ответила ему веселым смехом.
Сравнивая детей, Б. считал Юру недалеким мальчиком, а Анке внушал, что она пойдет в школу сразу через два класса в третий. Мои возражения об опасных последствиях таких внушений тоже остались не услышанными. «И отсюда Анка». Из этих «семян» родилось и выросло устойчивое неприятие ею школы, самомнение и поверхностное восприятие всякого учения. Прислушиваться к суждениям женщины Б. считал унизительным для себя, как мужчины. Вот такие проблемы вырастали из обстоятельства, когда мужчина женился на нелюбимой им женщине, к тому же руководствовавшейся иным выбором жизненной цели. Своими раздумьями я делилась с Людмилой Васильевной Плющенко. Советская власть сумела обидеть в старости и этого самоотверженного педагога, но она в каждом письме продолжала меня убеждать в том, что важнее нет дела на земле, чем работа с детьми – их надо готовить к жизни, готовить серьезно и требовательно.
Если мы забывали о специфических условиях нашего проживания в «большой зоне» облегченного режима, всегда находились те, кто считал своей обязанностью напоминать нам об этом. Так поступала и заведующая районо, с подачи Валентины Васильевны отказывавшаяся пускать меня в школу. Она не отпускала меня со своего поводка, а когда сама ушла работать в школу, передала свою заботу о «строптивой» учительнице новому заведующему (к сожалению, я не помню его фамилии, имени и отчества).
Расскажу о нашей с ним встрече – это тоже один из штрихов нашего проживания и работы в «специфических условиях». Во всех школах, как обязательный, тогда внедрялся липецкий метод обучения. Открывая с этой целью методический семинар в нашей базовой 80-ой школе, новый заведующий районо объявил: «Кто не будет применять липецкого метода, будут уволены из школы». Он явился ко мне на урок. Я вела урок не липецким, своим методом. Во время разбора проведенного мной урока первое, о чем он спросил: «Екатерина Александровна, почему Вы не боитесь?» - «Почему я должна бояться?» - «Все учителя испытывают страх, когда посещают их уроки, особенно, если посещает начальство».- «Мне бывает страшно только тогда, когда я вижу безразличие в глазах своих учеников, - в такие моменты я немедленно перестраиваюсь. Даже если я буду испытывать волнение перед Вами и кем-то другим, я постараюсь не выдать себя». – «Работайте так всегда, но я Вам ничего не говорил»,- подстраховался мой новый «опекун». Было ясно: в случае необходимости на поддержку этого моего опекуна надежда исключалась. Но первой части его совета я следовала более 30 лет и не изменила ей до конца своей преподавательской деятельности.
Всем нам следовало тогда понимать, что и он, и все остальные тоже были «узниками большой зоны» ослабленного режима. Ведь так же и тоже «молча» поощрял мои педагогические усилия Вадим Никитович Усанов, заведующий Кемеровским ОблОНО. Потом так поступал и в роли заведующего районо Владимир Яковлевич Вознесенский. В последующие годы я много лет работала под началом ректоров Юрия Дмитриевича Железнова, Сергея Леонидовича Коцаря, Михаила Петровича Куприянова. Эти защищали меня открыто. Подробнее об этом расскажу в своем месте. Было очевидно, что в любой должности: учителя, директора школы, заведующего районо и облоно или ректора института – все встреченные мной начальники умели оставаться людьми. И в этом случае повторю: при большевиках в «малой зоне» строгого режима или в «большой зоне» облегченного режима люди становились сволочными по собственному выбору, каждый сам по себе, кем бы он ни был по специальности и где бы она или он ни находился и ни работал.
Меня, не члена КПСС, не имевшего права преподавать историю и обществоведение в старших классах, «защищал» тогда наш директор – Владимир Яковлевич Вознесенский. В нашей учительской висело огромное зеркало. Во время педсоветов Владимир Яковлевич садился напротив этого зеркала. Встав для выступления и произнося речь, он всегда любовался своим отражением в зеркале. Это была его слабость, но дело он знал и собирал под свое начало знающих педагогов всех специальностей. Не случайно его школа была методическим центром города. Как правило, учителя этой школы выступали с докладами на августовских совещаниях, традиционно проводившихся перед началом учебного года. После года работы в этой школе на августовском совещании он предложил выступить и мне. Валентина Васильевна, встретившая меня на этом совещании, изрекла: «Растете, Екатерина Александровна, растете». – «Не без Вашего содействия, Валентина Васильевна», - ответила я. В школе № 80 меня действительно многому научили, как учителя, так и учащиеся.
Свободное копирование
