В начавшемся в 1962 учебном году Николай Иванович Ананьев обеспечил мне полную нагрузку в своей школе№ 43, и я рассталась со школой № 58. Поощряя все мои начинания, Николай Иванович предложил мне перед началом учебного года выступить на августовском совещании учителей города с докладом о методике организации внеклассной работы в школе. На этом совещании меня заметил Владимир Яковлевич Вознесенский, директор базовой при гороно средней школы № 80. Он предложил мне перейти в его школу, но на следующих условиях: первую четверть я должна была продолжать работу в школе № 43 без освобождения от классного руководства там и одновременно вести полную нагрузку в школе № 80 обязательно с классным руководством и здесь. Мне дали классное руководство в том пятом классе, ребят которого я учила в начальной школе № 33. И только со второй четверти 1962-63 учебного года я окончательно перешла в школу № 80. В октябре на моем пути опять оказался Вадим Никитович Усанов. Выслушав мое сообщение о том, какую нагрузку мне приходится выдерживать, засмеялся, заявив: «Ничего, ты, Катерина, двужильная, выдержишь!»
Трудности этих месяцев я преодолевала одна. В качестве «специалиста» НИИПРОММАШ Б. включили в состав комиссии и отправили в командировку изучать состояние промышленной техники на угольных шахтах Кемеровской области. Будь он под колпаком УКГБ по Кемеровской области, его едва ли включили бы в состав этой комиссии. Уехал он в октябре, а вернулся только в середине декабря. Вот география его поездок: Таштагол, Шалым, Мундыбаш, Темиртау, Салаир, Прокопьевск, Новокузнецк, Ленинск-Кузнецкий. Из каждого места я получала от него открытки. «Наслаждаюсь чистым воздухом гор, сверкающей белизной снегов, деревенской тишиной. Но гостиницы плохи, в комнатах натолкано много народа, заниматься трудно», - писал он в одной открытке. И в другой открытке, на которой были изображены дети, поглощающие арбузы: «Арбузы Анюте. Пишу ей, потому что надеюсь – она заслуживает это своим поведением. Если же нет, то требую, Анюта, немедленно исправиться». Это требование предназначалось малютке, которой было всего 3 с половиной года! С ответом на эту открытку со строгим требованием к Анюте я пересылала Б. письмо от Саши Никифорова от 14 ноября 1962 года, в котором он сообщал о возникшей перед ним дилемме: куда идти. Заканчивая свое письмо, милый Саша просил Бориса: «Будешь писать – не забудь сообщить: как там Катя, Анюта. Я думаю о них».
Последняя страница Сашиного письма была свободной. На ней я и писала свой ответ на открытку Б. Анюта сидела рядом. Предельно уставшая от перегрузок, связанных с условиями моего перехода на работу в школу № 80, я сообщала: «Наши дела хороши. Здоровье у обеих хорошее. На работе получаю удовлетворение, но когда встает вопрос о возмещении затраченных усилий, становится грустно до слез. Сейчас я возвращаюсь домой к 5 часам вечера, в семь забираю из садика Анку, потом до десяти занимаюсь, а в 8 часов следующего утра снова отправляюсь в школу. В итоге – получаю гроши. Ужас! На сколько лет меня хватит? А ведь нас таких тружеников много, но силы наши расточаются жутко. О таком же положении учителей в Саратове писал в своем письме Саша. Как все это становится страшным. Нас не научили работать с наименьшей затратой сил - школьная молодежь уже научилась жить с наименьшей затратой сил. Трудно бывает расшевелить их. Когда мне удается понемногу их расшевелить, я испытываю удовлетворение от своей работы. Но я все больше убеждаюсь в том, что надо учиться дальше».
Далее в этом же моем письме: «По радио идет хорошая передача. Что-то исполняется на скрипке. Сидящая рядом Анюта спрашивает: «Это кто плачет?» - «Скрипка», - отвечаю я. – «Почему плачет?» и сама отвечает: «Папа долго не едет. Склипка, склипка, не плачь, малыска, папа сколо плиедет. Ну, мама, что она меня не слусает? Плачет и плачет». И без всякого перехода: «Поехали на лакете в космос, у-у-у». И вновь к первой теме: «Склипка, папа в комбинате долго лаботает, не плачь, он за мной в садик не ходит. Склипка плачет, а папа не плиезжает, хочу к папе, к папе хочу» и заревела под сопровождение скрипки. У нас очень холодно, мы скоро вдвоем завоем», - писала я. Это восприятие музыки и движение души малышки меня радовало. От нас, меня и Б., зависело, сумеем ли мы закрепить, углубить и развить это движение маленькой души. На полях моего письма была моя приписка: «Если встретится пластинка с песней Сольвейг из драмы «Пер-Гюнт» Грига, купи. И другие пластинки тоже. Ты знаешь, чьи произведения меня интересуют».
Еще не вернулся из командировки Б., как от Саши пришло второе письмо, в котором он сообщал, что еще студентом поиск своего места в жизни и направленность своей деятельности он решил начать с изучения интересов разных людей. Учителя саратовской школы, в которой он проработал три года, отвергли его попытку просвещать их. В письме он сообщал Б., что свой выбор он сделал в пользу Севера: «6-го декабря я выехал из Саратова, 9-го был в Норильске, 12-го начал работать рабочим буровой бригады». Эта тяжелая физическая работа в экстремальных условиях Севера стоила Саше жизни – сердце его не выдержало. По возвращении из Норильска он ушел из жизни. Ушел надежный друг и прекрасный человек.
Свободное копирование
