К моей выписке из роддома мои друзья скинулись и купили Анюте чешскую деревянную кроватку с постельными принадлежностями и таз для купания малышки. С малышкой на руках я вернулась в уже опустевшее общежитие. Смертная тоска сковала меня при виде этой пустоты. И я никак не могла с ней справиться. В ушах звенел непрерывный плач Анюты и слова из песни к кинофильму «Нормандия-Неман»: «Ну, а тем, кому выпало жить, надо помнить о них и дружить». Чтобы жить, надо было собраться с духом. Кто-то должен был помочь мне. Помощницей мне стала Валя, часами укачивавшая ревущую Анку на руках. У меня пропал аппетит, я могла проглотить только жидкость и с большим трудом вползала в душевное равновесие.
Б. вел себя не мужем – мальчишкой. Он поручил мне упаковать наш нехитрый багаж, сдать его и самой, без него отправиться из Москвы, пока на Урал к его многочисленным родственникам. А сам он пытался получить в Ленинском райкоме комсомола и в ЦК ВЛКСМ путевки на лекционные поездки. Он хотел заработать деньги – это оправдывало бы его, если бы не особенность ситуации – мне после родов трудно было справиться с такой нагрузкой, а он не понимал этого. Не знаю, то ли у комсомольских чиновников ему не удалось получить путевок, то ли благоразумие осенило его, но он отказался от своих намерений..
Диплом и характеристику в деканате получила за меня Яна. У нее не потребовали возвращения, как до этого у всех, моего студенческого билета. Я храню его у себя до сих пор. Любопытна выданная мне общественностью факультета характеристика. Ее написанию предшествовал недоуменный вопрос ко мне со стороны наших активистов: где и как я трудилась для общества – в характеристике требовалось отразить мою «общественную активность»? Пришлось моим дорогим товарищам по курсу превратить мою работу ради собственного выживания в мою «общественную активность».
22 июля втроем мы уезжали из Москвы. Анюте не было и одного месяца. Провожая нас, Татьяна Дмитриевна привезла к поезду кучу пеленок, вату, марлю, соски, соду, марганцовку, - все оказалось нужным в пути и в первое время на месте. В пути Б. был заботливым и терпеливым отцом малышки. Пеленки он сушил на ветру, вытянув руки с пеленкой в открытое окно. По прибытии в Ревду (город металлургов под Свердловском), пока родная тетка Б. находилась в больнице, мы остановились у его сестры Аиды. Она недавно вышла замуж и нещадно третировала своего молодого мужа. Я пыталась вразумлять ее, но безуспешно. Последствия этого третирования, как и предполагала я, оказались ужасающими для всех: Аиды, ее мужа Виктора и их дочери Татьяны и сына Юрия.
Когда тетя Тася вышла из больницы, я перебралась к ней. У нее было шестеро детей. Какие это были ловкие, развитые и интересные ребята! Ее муж Михаил Иванович каждый день ходил на рыбалку и возвращался с богатым уловом. Я люблю рыбу. В доме у тети Таси ко мне, наконец, вернулся аппетит. Дом тети Таси и Михаила Ивановича был для меня раем. Здесь я обрела, наконец, душевное равновесие и покой. Наверху во флигеле жила ее старая свекровь бабушка Катя. Все считали ее строгой и нелюдимой. И вдруг на их глазах она преобразилась, удивив всех благожелательным отношением ко мне. Она приглашала меня к себе на чай, угощала сушками и пряниками и часами занималась с Анкой, которая у нее была удивительно спокойной. У бабушки Кати в гостях я заметно оттаивала.
Было в Ревде еще одно место, где я приходила в себя – дом представительницы старой интеллигенции тети Тони Барановой. С ней жила ее дочь Галина, талантливый детский врач, с мужем Алексеем. На удивление, и в их доме Анка никогда не плакала. На попечении этих двух семейств и оставил меня Б.. Перед отъездом в Кемерово он зашел к своему родному по отцу дяде Павлу и попросил у того взаймы 200 рублей. Решительно отказал племяннику родной дядя, и Б. поспешил в Кемерово, чтобы получить подъемные и первую зарплату, на которые можно было обеспечить переезд в Кемерово нас с Анютой.
Свободное копирование
