Перед моим отъездом мы с Ниной долго беседовали о моих делах. Завершая беседу, она вынесла свой заочный безоговорочный вердикт: «Твоему Б. доверять нельзя». Она делала упор на его отказ от заботы и ответственности за благополучие семьи. Я уже имела возможность наблюдать двоякое проявление этой натуры и не стала опровергать или подтверждать ее мнения, положившись на то, что меня может убедить только жизнь. В справедливости этого арбитра я не сомневалась. Мне было ясно уже тогда, что мы с Б. с самого начала идем разными дорогами. Но я была убеждена в том, что моя цель ближе к реалиям жизни, и надеялась, что по здравом размышлении Б. сойдет с небес на землю, поймет преимущества жизни в семье и для семьи. Я была энергичной, хорошей и заботливой хозяйкой. Жизнь и люди многому научили меня. За день я много успевала сделать и скоро заметила, что вовремя поесть, поспать, погулять – эти и другие «по» у Б. стояли на первом плане, отражая сущность его натуры. Уже тогда именно сущность его натуры представляла собой серьезное препятствие на его влечении к баррикадам, а не моя персона. Но подтверждением этого моего наблюдения могли стать только факты. И я еще раз решила терпеливо ждать, что покажет время и жизнь.
Он не замечал, как в его поступках проявлялось его второе «я», - он мог убедительно играть роль заботливого мужа и отца. Как показало время, - он не был ни одним, ни другим с самого начала. Он оставлял собственноручные следы, «отпечатки» которых - открытки и письма - я сохранила. Двойственность поведения: то решительный отказ от заботы о семье и ответственности за ее благополучие, то проявление реальной заботы о ней, - принуждали меня терпеть и ждать. Удерживала меня и любовь, удерживала и страсть – ему удалось разбудить во мне женщину. В одном Нина была права: мы оба не смогли тогда взнуздать свои желания, оба повинны в чудовищных последствиях физиологического и психического развития моей старшей дочери. Вот откуда Анка. Не осознав этой своей вины, Б. первым задал вопрос: «Откуда Анка? – с подтекстом: «Не может быть, что она – моя дочь».
В июне мы сдавали государственные экзамены. Во время экзамена по отечественной истории Михаил Герасимович, член государственной комиссии, прочитав вопросы в моем билете, спокойно сказал: «Справитесь». Я «справилась» на «отлично». На экзамене по истории КПСС в моем билете стояли вопросы: «Превращение России в международный центр революционного движения» и «Значение решений XX съезда КПСС». Михаил Герасимович опять прочитал вопросы в моем билете и опять коротко сказал: «Справитесь». Но моего экзаменатора (им была женщина) явно раздражало мое «интересное» положение. Сколько я ни перечисляла «значений» указанного съезда КПСС, она все время повторяла: «Еще», «еще». Допрос остановился, когда изнемогла не я, а мой экзаменатор, оценившая «знание» мной одного параграфа истории России – ее КПСС – «тройкой».
Этот экзамен я сдала 23 июня, а 29 июня скорая помощь отвезла меня в роддом № 2, что в Филях. В огромной по протяженности предродовой палате все кровати были заняты. В палате стоял несмолкаемый стон. Он смешивался с влетавшими в раскрытое окно палаты веселыми голосами детворы, игравшей на детской площадке, образуя своеобразный хор. «По ночному городу идет тишина», - солировала в этом своеобразном хоре дежурная медсестра, сидевшая за своим рабочим столом. «Хорошего бы сюда симфониста», - подумала я тогда.
Яна потом мне сообщила: только скорая увезла меня, зазвонил телефон – Игорь Донков просил пригласить меня к телефону. Яна сообщила ему, где я. «Он был ошарашен, - писала мне в записке Яна, - и все повторял: «Не верится». - «Спросил, счастлива ли ты». – «Да», - ответила я. Он хотел тебя навестить». К своей записке Яна приписала: «Со Славкой у нас все хорошо». До сих пор у меня хранятся записки посещавших меня. Б: «Привет от девочек и обитателей этажа. Передай привет малютке и скажи, чтобы унаследовала мое былое здоровье». А мой наивный ответ от 30 июня поймут только близко знающие меня и Анюту люди: «В девочке нашей заложено доброе начало. Она самая дисциплинированная - придет, поест серьезно, а потом тихо засыпает. Улыбается и шевелит губами во сне, как ты, когда горячий чай пьешь». Боже, как молоды мы были, как глупы и наивны! Ведь девчушка потому была «дисциплинированной», что уже успевала накричаться и устать. «Если нужна моя помощь, то напиши, в чем?» - спрашивала Евгения Федоровна Игнатович. «Мой Валька (Вилков) передает тебе большущий привет и поздравления», - сообщала Валя, с 9 августа 1958 года Вилкова. «Катрин, ну честно, это страшно?» - вопрошал Слава Усков, а Саша Никифоров коротко: «Рады, поздравляем!» До конца своих дней (он рано умер) в каждом письме в Кемерово он спрашивал: «Как наша Анюта?»
Свободное копирование
