В сентябре я вернулась в Москву: «Год у нас будет трудный», - писала мне Яна в августе в Хвалынск, советуя хорошенько отдохнуть, чтобы успешно закончить университет. Третий год мы с Яной жили в одном блоке общежития в высотном здании МГУ.
27 сентября, когда я гладила на кухне и размышляла о стоявших передо мной первоочередных задачах, мои размышления прервал молодой человек, вошедший в кухню. Он попросил меня погладить ему брюки. Я выполнила его просьбу, а вечером он явился ко мне в комнату. От него исходило неведомое мне дотоле не мальчишеское, мужское обаяние. Через несколько лет он уточнит: его влекло тогда ко мне чисто мужское желание, так как он «увидел» во мне опытную в сексуальном отношении женщину». Через несколько лет…
Сколько помню, а отчетливо помню я себя с пятилетнего возраста, до 27 сентября 1958 года, когда на моем жизненном пути появился К.Б., около меня всегда оказывались люди, наделенные удивительными душевными качествами. Наверное, что-то было в моей человеческой сущности, что привлекало (привлекает и поныне) их внимание ко мне и побуждало их принимать живое и деятельное участие в моей судьбе. Они формировали мою душу, мой ум и веру. Их образы продолжают жить в моей памяти и сейчас. Б. мне показался из этой породы людей. Мое предположение окрепло, когда он поведал мне о своем детдомовском прошлом. В моей памяти детдомовщина ассоциировалась с самоотверженной солидарностью и взаимопомощью. В повествовании Б. о его пребывании в одном из уральских детских домов превалировали картины беспредельной жестокости и солидарности мальчишек главным образом в уголовщине. Еще страшнее оказались его рассказы о том, как он бежал из детского дома, как в 1941 году оказался на оккупированной территории Украины, встретив конец ВОВ в Румынии. Слушая его, я невольно перенесла на него все те личностные качества, которыми восхищалась и за которые любила моих детдомовских братьев в Мары и в Рудне. Так ошибочные представления о желаниях и стремлениях друг друга (его обо мне как об опытной в сексуальном плане женщине и мое доверчивое восприятие его рассказов о «страданиях» военного детства и юности) соединили нас в ту первую ночь 27 сентября 1958 года. Признаюсь, меня в этот омут бросила еще и сдерживаемая до того дня страсть и подкупила артистичность моего неожиданного партнера.
Много лет спустя, когда я напомнила ему эту его повесть о себе, он заявил, что не говорил этого, что это - мои выдумки. Может быть, все рассказанное им мне в ту первую ночь было его легендой о себе? Но тогда и надолго я поверила в эту легенду, пожалела ее автора, проявив откровенную готовность к состраданию и участию в его дальнейшей судьбе. Я не стала скрывать от него историю моих взаимоотношений со Славой. Но этот изголодавшийся самец, каким проявил себя Б. в первую и в последующие ночи и дни, не услышал того, что я хотела донести до его сознания. Я не знаю, кем была привита мне острая наблюдательность. Именно она определяла мой ориентир на ту среду общения, которая обогащала содержанием опыт моего детдомовского детства и отрочества. Острая наблюдательность вела меня по жизни и в последующие годы. Поэтому очень быстро я заметила, что во время позывов основного инстинкта у моего партнера отключались все прочие чувства, а способность слышать собеседника даже в спокойном состоянии он не проявил с самого начала наших отношений. Помню, как во время нашей поездки к Чайковскому в Клин и нашей прогулки в тамошнем лесу, я все время боялась, что он уложит меня на ковер опавших осенних листьев. Такое «слияние» и в таком месте (Клин!) мне было противно. К счастью, этого не случилось.
Он стал часто приходить ко мне, постепенно успокаивался, становился ровнее, нежнее, внимательнее. По его словам того времени, какая-то сила настойчиво влекла его ко мне. Может быть то, что привлекало ко мне всех, о ком я рассказала в предыдущих разделах моих воспоминаний? Очень скоро я поняла, что его привлекала ко мне моя безотказность, рожденная доверием и состраданием к этому человеку. Я тоже ждала этих встреч. Казалось, я была счастлива. Это было заметно по выражению моего лица, по манере держать себя. Мужчины, вероятно, это чувствуют. Как-то я стояла в очереди за свежими газетами. Стоявший за мной мужчина спросил: «Вы, наверно, счастливы?» Да, тогда я казалась себе счастливой. Или это были отблески моей удовлетворенной плоти?
Свободное копирование
