Но вернемся к быту коммуналки московской.
Условия жизни там были практически такими же, как и в той, которую я описал выше, за исключением того, что здесь дом был старый, дореволюционной постройки, кирпичный, в три этажа и имел теплый туалет и душевую, а, главное, центральное отопление – огромный плюс по сравнению с Авророй.
Остальная планировка была стандартной: на каждом этаже длинный коридор во всю длину дома и в конце его кухня.
Разумеется общая.
Коридоры всегда были выкрашены ядовито-зеленой масляной краской, которая во многих местах отслоилась, облупилась и местами висела клочьями, а местами вздымалась крупными пузырями.
Но мы, дети любили эти коридоры, как правило очень длинные, где можно было носиться друг за другом, прятаться, ибо они всегда были заставлены шкафами и шкафчиками, сундуками и коробками, завешаны оцинкованными корытами и тазами, занавешаны бельем и вдоль и поперек.
Можно было и мяч погонять зимой и на велике трехколесном прокатиться или на самокатике.
Но был еще и полуподвальный этаж, а на самом деле бывший подвал, который переделали, переоборудовали и в трудные годы разрухи, то ли довоенной, то ли послевоенной приспособили под жильё.
Окна его наполовину были выше уровня земли, а наполовину скрыты под землей.
Перед каждым таким окном была вырыта квадратная яма, закрытая сверху металлической решеткой.
Так вот семья тети Шуры жила там, под землей.
В окно можно было видеть исключительно ноги прохожих, поэтому окна постоянно были закрыты или плотным тюлем или светлыми, полупрозрачными шторами, чтобы нельзя было заглянуть внутрь.
В комнате и днем всегда горела неяркая лампочка, но вечером окна закрывались дополнительно плотными шторами, и можно было зажечь лампы поярче.
Бедой были московские летние ливни, когда вода не успевала убежать в канализацию и напирала на окно, грозя хлынуть в комнату.
Тогда все бежали закрывать окна и закладывать их понизу тряпками, на случай протечек.
Недавно, когда я начал писать эти хроники, я решил посетить то место, где жила моя славная тетя Шура, и где я столько раз бывал в детстве.
Невероятно. Когда я подошел к концу Малого Дровяного переулка, и вдруг снова увидел тот же дом, то подумал, точнее почувствовал, что попал в пятидесятые годы прошлого века.
И это в центре города. В столице. В Москве. В трехстах метрах от Таганской площади.
Дом по-прежнему не оштукатурен, кирпичи его кладки из красных стали темно-коричневыми, по стенам в беспорядке болтаются какие-то провода, не то электропроводки, не то радио или телеантенн.
В то время, когда центр превратился в элитарный, в место для самых состоятельных, этот дом как призрак, как осколок прошлой эпохи – эпохи социализма, стоит непоколебимо на своем законном месте.
Свободное копирование
