Почти каждое воскресенье жившие вокруг Каменца помещики ездили в церковь. На большие христианские праздники съезжались все помещики. Каждый старался превзойти другого богатым убранством карет и упряжи. И богатство этих карет с лошадьми воистину не поддаётся описанию. Ехали со всех концов города, останавливались по всей длине улиц. Один ехал в дорогой карете с четверкой дорогих лошадей, и лошади с упряжью все были в серебре и золоте; кучер с лакеем тоже были разукрашены золотом и серебром. Второй помещик ехал тоже четвёркой, но цугом, по две пары в ряд, ещё больше разукрашенные, а у третьего упряжка состояла из шести лошадей: четыре при карете и две впереди.
Для пущей красоты иные лакеи держали красивые серебряные трубы и трубили при въезде в город, а кучера щёлкали длинными кнутами – всё это наводило страх на всех. Даже и те из шляхты, кто владел поместьицем всего в несколько десятков крепостных, тоже не жалели денег на карету с парой лошадей.
Выйдя из церкви, начинали разъезжаться. Иные помещики заезжали к Хайче Тринковской, взять там бутылку доброго вина и хороший чай. За каретами бежали высокие длинноногие охотничьи псы в дорогих, отделанных серебром ошейниках.
В Каменеце было две церкви. Одна – польская церковь для помещиков. Крестьяне-католики ходили в деревенские церкви, а не, Боже сохрани, в помещичью. На улице, где стояла церковь, крестьян было не видно.
Польский священник со своими двумя помощниками жил недалеко от церкви на большом дворе, с прекрасным фруктовым садом, а также и с цветочным садом, с красивейшими и ароматнейшими цветами. От двора священника исходил такой запах, что еврейский нос не мог этого выдержать, от запахов у людей начиналось головокружение.
Священник жил по-княжески, с серебряной и золотой посудой. Прямо-таки, как царь. Большие помещики заезжали по воскресеньям из церкви к нему на завтрак. Кареты у него были разные – крытые и открытые, и дорогие сильные лошади для езды цугом – по две пары в ряд, одна за другой. Владел он также многими полями и лугами, и крестьяне, помещичьи крепостные, обрабатывали ему землю. От помещиков он часто получал в подарок по паре крестьян. Этот подарок давался ему пожизненно.
Ещё он имел много скота и разной птицы, и во дворе его был искусственный пруд с большим количеством рыбы. Ко всему прочему, служили священнику неслыханной красоты горничные, подаренные помещиками крестьянки.
В мои времена, когда я был мальчиком, мы жили против двора священника, прямо у него в корчме - красивом доме, построенном им с целью на этом заработать. Поскольку священник свободен от всяких выплат, которые причитаются помещику от города, как например, за водку, пиво, соль, свечи, табак и т.д., и поскольку мы держали в городе аренду, мы были должны также снимать у священника и его корчму, чтобы не было свободной конкуренции. Мы платили священнику триста рублей в год за корчму, где мы жили. Я помню, что у священника были четыре сестры - высокие, стройные, редкой красоты, они ходили, богато разодетые и так были разукрашены и выхолены, и так богато разодеты, как занимающие самое высокое положение богачки.
В доме у него день и ночь было полно гостей, которые танцевали вокруг дивно прекрасных сестёр. День и ночь там стоял пир горой. При этом играли разные музыкальные инструменты, и от щёлканья кучерских кнутов и от звуков труб нельзя было уснуть всю ночь.
Но только бедный русский священник, готовый лопнуть от зависти, глядя на богатую жизнь католического священника, клялся крестьянам, помещичьим крепостным, а также и евреям, что молодые красотки - вовсе не его сёстры, что они ему – совершенно чужие, что они – его любовницы, но поскольку католический священник не должен иметь жены, он распространил слух, что это его сёстры. Оказалось, что бедный православный священник прав: они действительно были любовницы его, а не сёстры.
Вторая церковь - русская и бедная, стояла в городе на горе (в Каменце было четыре горы посреди города: Башенная гора, Церковная гора, Адолиная гора и Дворцовая гора, где жил комиссар помещика. Все горы были высокие). В церковь ходили молиться русские православные крестьяне. Естественно, что никаких православных помещиков и шляхты не было вообще, и понятно, как мог жить тот русский священник со своей женой и ребёнком. Он жил в каком-то бедном домишке и ходил всегда пешком. К тому же он был большой шлимазл[1]: как-то он всё же купил конягу с бричкой за тридцать рублей, так у него эта коняга сдохла, и он и дальше ходил пешком, одетый в выгоревшую, старую, заплатанную одежду с простой палкой в руке, которую ему принёс в подарок крестьянин, срезав в помещичьем лесу.
Говорят, что помещик, узнав о подаренной палке, послал к священнику асессора, чтобы тот отдал палку и сказал, кто из крестьян её ему дал. Будучи сам православным, асессор, естественно, не мог обидеть священника. Палку асессор не отобрал, но крестьянина священнику пришлось выдать. И за свой невинный подарок он получил от помещика шестьдесят розог. И таки сделанных из тех же прутьев, и с того же дерева.
У священника был кусок поля, с которого он собирал урожай, который продавал. Но он настолько обеднел, что евреи платили ему вперёд, ещё до нового урожая.
Свободное копирование
