А вот Шевченко был встречен так задушевно, что, растроганный до глубины души и чувствуя, как изменяют ему силы, он ушел с эстрады; и только когда несколько успокоился, он вернулся и приступил к чтению. Этот случай мне недавно напомнил Н. Ф. Анненский. Прочел он, помнится, из "Гайдамаков" и "Думы мои, думы".
Достоевский читал в первый раз из "Мертвого дома"; ему тоже была сделана самая трогательная овация. Литературная слава его была еще в зародыше, но в нем чтили недавнего страдальца. К слову -- о "Записках из мертвого дома". Там в числе сотоварищей Достоевского по каторге упоминается А-в. Это -- Аристов, как мне довелось узнать в Сибири, личность в некотором роде историческая. Кажется, провинциальный купеческий сынок, промотавшийся, от которого отказались семья и родные, явился он в Петербург искать счастья. Пожить ему хотелось, а настоящего дела никакого не любил, вот и надумал он заняться политикой; заявился в III Отделение. Было это вскоре после дела Петрашевского, которое, как известно, велось министерством внутренних дел, так что III Отделение было в некотором конфузе.
-- Я могу вам, -- сказал Аристов, -- раскрыть дело, перед которым дело Петрашевского сущие пустяки.
-- Сделайте одолжение.
-- Только нужно еще последить некоторое время.
-- Пожалуйста.
-- А для этого необходимы деньги.
-- И это можно
Постепенно Аристов перебрал не одну тысячу рублей. На вопросы: "А как же дело?" -- он многозначительно отвечал: "Еще немного надо подождать, чтобы все корни и нити уловить". А той порой на легко получаемые деньги завел у себя открытый дом, почти каждый день обеды, карты и т. п. Наконец терпение Дубельта стало истощаться (о деле в свое время было доложено государю Николаю Павловичу), и от Аристова настойчиво потребовали, чтобы он наконец сообщил все, что знает. Прижатый таким образом, Аристов продиктовал огромный список людей, фамилии которых почему-нибудь случайно знал. Все оговоренные были разом арестованы, но с первых же допросов обнаружилось что-то совсем несообразное, и через несколько дней все были выпущены; Аристов же за ложный донос угодил в каторгу и как раз был в омской военной тюрьме, когда там находился Достоевский, оттуда как-то выбрался на поселение и был одно время в конторе Олекминских приисков Базилевского. Так как его биография никому не была известна, то понемногу вошел в доверие главноуправляющего (И. И. Маркелова, от которого я и слышал весь этот эпизод); тот даже сделал его чем-то вроде личного секретаря и раз взял с собой в Иркутск. На беду Аристова иркутским губернатором был Беликов, один из оговоренных им; едва тот узнал, что Аристов в Иркутске, как немедленно распорядился выслать его в самое глухое место Якутской области. Так как в дальнейших воспоминаниях мне не придется упоминать о Достоевском, то нахожу здесь нелишним сказать, что в 1864 г. я печатал (в типографии Н. Тиблена и К°) его "Эпоху". Приходилось часто видеться; редкая встреча обходилась без разговора о текущих общественных делах. Один из таких разговоров резко сохранился и остался в моей памяти. Тогда под влиянием патриотического возбуждения, вызванного 1863 г., нередко можно было слышать рассуждения о необходимости перенесения столицы в Москву. Достоевский был горячим партизаном этой мысли. Раз как-то я спросил его: "Да что же Россия выиграла бы от подобного перенесения правительственного центра?" -- "А то, -- с живостью отвечал Фед. Мих., -- что сегодня в Москве столица, завтра это будет город с двумя миллионами населения, и тогда долго ли бы удержался теперешний порядок вещей?"
Свободное копирование
