Как отразилось появление женщин в университете на нравах студентов? Без малейшего преувеличения могу сказать, что самым благоприятным образом. Как читатель уже знает, я поступил в университет в 1858 г. Несмотря на новые веяния, нравы студентов оставляли желать многого. Тогда студентов постоянно можно было видеть прогуливающимися в известные часы по Невскому проспекту, а он в те времена далеко не походил на нынешний; тут "наш брат студент" не только не задумывался заглянуть под всякую шляпку, но и вступал в самые непринужденные разговоры и отношения с прекрасными девицами; на Васильевском острове всякого наименования "залы" усердно посещались молодежью; попойки (водка и пиво были не в ходу, им студенты предпочитали херес и мадеру) были в большом ходу. Еще незадолго перед тем начальство на все это смотрело весьма снисходительно; преследовалось лишь всякое нарушение формы да малейшее проявление "вольного духа". Однако все неприглядные стороны студенческих нравов стали быстро сглаживаться, и в 1861 г. многое уже казалось чем-то давно минувшим. И тут, конечно, не без крупного влияния оказалось общение с интеллигентной женской молодежью.
Раз в начале 1862 г. выходил я с Н. Г. Чернышевским с небольшого студенческого собрания, на котором были две-три барышни. "А какие милые эти барышни, -- сказал Н. Г., в первый раз их видевший, -- большая разница против прежнего; в мое время в студенческой компании можно было встречать только публичных женщин".
Присутствие женщин в аудиториях не повлияло ли на лекторов в том смысле, что, видя в числе своих слушателей довольно большой процент лиц, быть может, недостаточно подготовленных к слушанию университетских курсов, они в силу этого должны были несколько понизить научный характер своих лекций? Не думаю; по крайней мере, те профессора, лекции которых наиболее посещались женщинами, читали совершенно так же, как и ранее; смело ссылаюсь на М. М. Стасюлевича и В. Д. Спасовича, в полной уверенности, что они подтвердят мои слова.
Сколько мне известно, женщины посещали только Петербургский университет. Кавелин рассказывал, что в совете Московского университета обсуждался вопрос о допущении женщин в аудитории и большинством всех голосов против двух был решен в отрицательном смысле. "Все же нашлось два умных профессора, -- заметил Кавелин, -- интересно бы знать, кто это такие". Через некоторое время К. Д. получил письмо от Б. Н. Чичерина. "Вы желали знать, -- писал он, -- кто были те умные профессора, что подали в совете голос за допущение женщин в университет, могу удовлетворить вашему любопытству: это -- Анке (медик) и Мюльгаузен (финансы)". И тот и другой были далеко не молодые профессора.
В университете, открывшемся в 1863 г., уже не оказалось места для женщин; в учебный 1862/63 г. некоторые из них начали слушать курсы в Военно-медицинской академии с намерением держать потом экзамен на ученую степень; это были Н. П. Суслова, М. А. Богданова и М. А. Бокова, но и здесь через год двери были закрыты; только покойной Кашеваровой (по мужу Рудневой) дозволено было окончить курс в уважение особенного ходатайства оренбургского генерал-губернатора.
М. А. Богданова (Быкова) более двадцати пяти лет при самых трудных условиях работала на педагогическом поприще и у всех знавших ее навсегда оставила неизгладимо признательное воспоминание. Спустя некоторое время И. П. Суслова, потом М. А. Бокова поступили в Цюрихский университет, где и получили докторскую степень, в которой no colloquium'y [проверочное испытание (лат.)] были утверждены в России. Вслед за ними двинулась целая волна русских женщин в швейцарские университеты, что даже вызвало особое правительственное распоряжение, направленное против посещения Цюрихского университета. Это движение русских женщин за границу отчасти способствовало разрешению медицинских курсов для женщин при Медицинской академии, закрытых в конце 80-х гг. Последующее время принесло разные специальные курсы для женщин, сначала сейчас упомянутые медицинские курсы, потом Высшие женские курсы (одно время совершенно неправильно называвшиеся Бестужевскими; К. Н. Бестужев был только первым официальным председателем, -- другого бы гр. Толстой не утвердил, -- главным же двигателем и душою всего дела был А. Н. Бекетов), педагогические курсы ведомства императрицы Марии Феодоровны и, наконец, в недавнее время Женский медицинский институт. Как переходная мера в ответ на все более и более возрастающую у женщин потребность в высшем образовании все эти учреждения имеют свое оправдание и даже могут продолжать свое существование. Но опыт Петербургского университета в 60-х гг., а также современная практика на Западе достаточно убедительно говорят, что все высшие учебные заведения должны быть одинаково открыты как для мужчин, так и для женщин.
Свободное копирование
