Какие же отношения установились у студентов к их новым товарищам -- слушательницам? Надо прежде всего сказать, что состав студентов за мое время был довольно-таки пестрый. Были еще студенты совсем старого доброго времени, и притом двух типов. Одни, беря себе в образец немецких буршей, на первом плане ставили выпивку и посещение разных "зал" в Загибенином переулке, где студенты даже пользовались своеобразной привилегией -- уменьшенной платой за вход. Эти студенты мало интересовались тем, что происходило в университете, и как-то мельком в нем показывались. Другие, напротив, весьма усердно посещали все обязательные лекции, записывали их и уже больше знать ничего не хотели, ни в какие журналы или книги, кроме разве романов, не заглядывали (газеты тогда вообще мало читались студентами). Точно так же их никогда нельзя было встретить на лекциях других профессоров. Впрочем, я думаю, что такие студенты никогда не переводились. За этой группой студентов старого времени шла довольно значительная масса, если можно так выразиться, студентов первого пробуждения новой жизни в университете; ее типичным представителем можно назвать покойного <Л. Н.> Модзалевского. Из профессоров представителем этого момента является недавно умерший академик Мих. Ив. Сухомлинов; в 1858 г. он был за границей. Его поклонники-студенты возлагали большие надежды на возвращение Сухомлинова. М. Ив., по их словам, вдохнет новую жизнь в несколько застоявшуюся студенческую среду, он их объединит. Но вот, помнится, в 1859/60 г. вернулся М. Ив., открыл свой курс по истории русской литературы и... более чем не удовлетворил своих слушателей; что же касается до попыток его сблизиться со студентами и вернуть прежнее руководительство -- все это, конечно, свидетельствовало о самых лучших побуждениях с его стороны, но вместе с тем говорило и о большой наивности М. Ив. За два года пребывания его за границей студенчество несколько ушло вперед. Как на лекциях М. Ив. оно не приходило в умиление от того, что уже у Кирилла Туровского явно проступают следы народности в словах "зори румяны персты", так и в его возгласах: "Ах студенты, ах молодое поколение!" не находило никакой руководящей идеи. У Писарева М. Ив. фигурирует под именем Телицына, и, насколько я припоминаю отзывы товарищей, постоянно слушавших М. Ив. и имевших с ним более или менее близкие отношения, Писарев не особенно погрешил в своей характеристике. Когда в октябре 1861 г., после временного прекращения лекций, университет был вновь открыт, студенты, даже взявшие "матрикулы", отказались посещать лекции. Мих. Ив., все еще веря в свой авторитет у студентов, просил дозволения собрать сходку, чтобы уговорить их возобновить слушание лекций. По счастью для него, попечитель Филипсон отказал в разрешении. Затем, как известно, после эпизода 14 октября университет был окончательно закрыт. В начале 1862 г., уже при министре Головнине, студенческий комитет организовал чтение университетских курсов в залах Думы и Петершуле; М. Ив. не был приглашен. Когда он об этом узнал, то пришел в крайнее волнение и через студента Хорошевского просил передать комитету, что он застрелится, если не будет приглашен. Комитет, однако, остался при прежнем решении, что М. И-чу и сообщил тот же Хорошевский.
-- Но скажите, пожалуйста, что могут иметь против меня студенты? -- спросил М. Ив.
-- Да, кажется, они находят, что в ваших лекциях больше красноречия, чем содержания, -- дипломатично отвечал Хорошевский.
-- Представьте себе, в этом самом упрекают и французских профессоров, -- возразил М. Ив., и на этом успокоился.
Огромное большинство студентов отнеслось к появлению женщин в университете как к явлению совершенно естественному, и, кажется, ничем не подало слушательницам повода хотя бы к малейшему неудовольствию. Тогда у студентов уже начала сказываться большая щепетильность в охране доброго имени студента. Так, припоминаю два случая. Раз -- это было в один из семестров 1859/60 г. -- профессор богословия Полисадов, не окончив лекции, вышел из аудитории (первого курса), потому что небольшая группа студентов вела себя недостаточно сдержанно, особенно Горчаков, сын министра иностранных дел; было даже подозрение, что компания играла в карты. Студенты пришли в волнение, на сходках высказывались требования об исключении из университета главного виновника. "Посещение лекций необязательно, значит -- раз пришел на лекцию, должен сохранять полное уважение к профессору и своим товарищам". Только извинение Горчакова перед проф. Полисадовым и аудиторией покончило это дело. Другой случай. Была какая-то выставка в Петербурге, на ней экспонировались между прочим сыры; посетители могли их пробовать. Раз распорядители заметили, что два студента, Спасский и Переженцов (оба давно умершие), чересчур усердно пробовали сыры. Об этом дошли слухи до университета; собралась сходка; Спасскому и Переженцову пришлось оправдываться и в конце концов выслушать резкое порицание.
И вот при таких-то нравах за два года посещения женщинами университета не было ни одного случая, который стал бы предметом товарищеского обсуждения и тем более суда.
Свободное копирование
