Единственный раз, когда я решил прийти со всеми повидаться — ожидалось человек двадцать знакомых и не знакомых — мне уже не хотелось бесконечно отказываться — был день рождения Софьи Васильевны Каллистратовой. Она жила практически в общем дворе с Синявским, с предыдущей его квартирой в Скатертном, до того, как Марья Васильевна, разбогатев, купила новую. Но Софья Васильевна не знала, кто много лет был ее соседом. Я ей подарил очень редкую и красивую, с какими-то жучками, французскую фаянсовую тарелку XVIII века из Люнневиля. Софья Васильевна была всего лишь в недоумении, что для меня было огорчением. Для меня свобода и культура были нераздельны.
Это был очень трудный конец 1982 года. Против Софьи Васильевны уже было возбуждено уголовное дело по статье 1901, и для роспуска Хельсинкской группы у Елены Георгиевны были две причины. Одна из них была в том, что несколько человек — например, Эдуард Лозанский — использовали Хельсинкскую группу для внедрения на Запад, будучи явно сотрудниками КГБ. Сначала они входили в Хельсинкскую группу, и с такой репутацией успешно выполняли на Западе задания Лубянки. Это было легко — ведь их «высылали как политических». Елена Георгиевна довольно быстро это поняла и вообще прекратила прием новых членов.
В результате в Московской Хельсинкской группе тогда, кроме Елены Георгиевны и Софьи Васильевны, оставался только профессор Мейман, который далеко не все документы подписывал. И все же Хельсинкская группа продолжала выпускать свои обвинительные документы. Но теперь Елене Георгиевне внятно объяснили, что если Хельсинкская группа продолжит работать, Софья Васильевна будет арестована. Софья Васильевна сказала мне в день своего рождения: «Наверное, я умру в тюрьме». В это время гоняли по дальневосточным этапам 70 или 80-летнюю украинскую правозащитницу Оксану Мешко. Софья Васильевна понимала, что в ее возрасте она не выживет.
Елена Георгиевна пришла с опозданием, по обыкновению очень веселая, держа на вытянутых руках доску с пирогом. И на вопрос: «А с чем пирог?», ответила — «С любовью».
В «Бюллетене» были свои проблемы. Я был категорически против того, что привычно хотела Ася Лащивер — чтобы бюллетень размножался в Советском Союзе. Она была традиционным самиздатчиком, ей очень хотелось всем рассказать, что делается в СССР. Я одновременно не допускал реализации стремлений двух своих сотрудников. Лена Кулинская была за то, чтобы сотрудничать с НТС. Я, в отличие от нее, занимался эмигрантской литературой, и понимал, что в НТС половина сотрудников из КГБ и было совершенно очевидно, чем это сотрудничество закончится. Лена меня послушала. Но Ася, по-моему, не очень. Я говорил ей: «Кто-то из тех, кому вы дадите, в конечном итоге поможет выйти на вас, потом на меня — и не будет «Бюллетеня». Сегодня наши материалы слышат по всем радиоканалам десятки, если не сотни тысяч людей, а вы можете дать трем-четырем знакомым, рискуя главным делом».
Мой арест, как и ожидалось, был результатом случайности. Формально — я поехал в Калугу в контору газовых котельных (иначе я не имел права выехать из Боровска), но на самом деле к Диме Маркову, который переснимал наши бюллетени, и к дядюшке Богословского забрать у него номера «Континента». А следили за Димой Марковым, но мне это не приходило в голову и я это слишком поздно понял. Только выйдя от Димы, я увидел машину с антеннами — совершенно очевидно слушали наши разговоры. Его окна выходили не на ту сторону, где был подъезд, а потому, входя к нему, машины я видеть не мог.
Меня задержали на вокзале, чтобы проверить портфель. Сначала книги в портфеле никакого интереса у милиционера не вызвали. В милиции и прокуратуре я честно объяснил, что, вообще, я библиофил, у меня в Калуге выдалось свободное время, зашел выпить пива, увидел на столике в пивной на нижней полке пачку каких-то книг, завернутых в газетку. Газетку я выбросил, а книжки положил в портфель — но пока еще не успел посмотреть, что за книги. Все это не имело значения: они следили за мной по всей Калуге, а также раскололи дядюшку Александра Николаевича Богословского. Он только в суде все понял: когда я сказал, что первый раз его вижу… они ему объясняли, что это я признался, что получил у него книжки.
Свободное копирование
