Елена Боннэр и Сергей Бондарин - 4

 Прошло много лет, я уже вернулся после первого срока в тюрьмах. «Хроники текущих событий» уже не было, Елена Георгиевна то ли уже распустила, то ли собиралась закрыть Хельсинкскую группу. Перед этим был арестован Иван Ковалев, сын Сергея Адамовича, Алешу Смирнова тоже арестовали, Володя Тольц уехал за границу. Как он рассказывал, перед этим посоветовался с Еленой Георгиевной, уезжать или нет, она ему советовала уехать. Никто из оставшихся сотрудников «Бюллетеня «В», их было человек семь, редактировать бюллетень не мог или не хотел. Единственный в это время источник информации из Советского Союза погибал. Мы с Таней Трусовой и Федей Кизеловым ехали в электричке от Лары Богораз и Толи Марченко. Таня и Федя были из тех, кто, каждый из своих источников, собирал материалы для «Бюллетеня «В». Они сказали мне, что бюллетеня больше не будет. Я сразу же ответил, что смогу его редактировать. До этого, вернувшись в 1980 году, я сказал Юре Шихановичу (зная, что он редактирует «Хронику…» и от солженицинского фонда опекает мою семью, что хотел бы что-нибудь делать для «Хроники…». Юра усмехнулся и сказал: «Погуляйте хотя бы месяца два!»

 Решив редактировать «Бюллетень «В», я попросил недели две на обдумывание положения. Кажется, это было начало августа 1982 года. Было ясно, что все надо организовывать иначе. Когда «Бюллетень «В» начинал Иван Ковалев — это был олимпийский год, в СССР впервые появились телефоны, имеющие прямую связь (без телефонисток) с заграницей. Иван находил советское учреждение с таким телефоном и диктовал тексты Крониду Любарскому в Мюнхен просто по телефону. Отследить Ивана, меняющего телефоны, было не так легко, к тому же сперва «Бюллетень «В» был лишь дополнением (и сравнительно небольшим) к еще выходившей «Хронике», дополнением, для простоты передававшимся напрямую Крониду, издававшему «Вести из СССР» (но жена его работала на «Свободе»). Год это продлилось, потом Ивана посадили, потом «Бюллетень «В» уже в других условиях редактировал Володя Тольц.

 Внося в «Бюллетень» сперва необходимые, как мне казалось, с журналистской точки зрения изменения, я сделал макет обложки с титулом и эпиграфом: «Ибо не ведают, что творят». Ввел в каждый номер регулярные разделы и оглавление «Бюллетеня», а также жесткую периодичность издания — раз в десять дней. Но важным было не это. Я создал довольно примитивную, но вполне работавшую конспиративную структуру. Были совершенно очевидны, по меньшей мере, две вещи. С одной стороны, во враждебной среде нас заведомо посадят, с другой — нужно, чтобы мы продержались как можно дольше, а посадили из нас как можно меньшее число людей, так как других источников информации из СССР, об СССР уже не было. И действительно в «Бюллетене «В» никто, кроме меня арестован не был, хотя они знали почти всех — слежка работала — но никаких доказательств у КГБ не было. Елена Георгиевна все это знала — она отсылала «Бюллетень «В» за границу через знакомых журналистов и дипломатов, например, через Милетича. Правда, это был не единственный у нас канал. Часто передавать бюллетень за границу удавалось Асе Лащивер, у которой была приятельница во французском посольстве. Бывали и другие удачи с постоянно дублируемой отправкой. И, конечно, Елена Георгиевна знала, что я редактирую «Бюллетень» — от передававшего ей номера — для отправки и для их собственного архива Феди Кизелова. Но сам я никогда с ней не виделся, как и ни с кем с другим в диссидентском мире — это входило в мою нехитрую систему конспирации.

 У Елены Кулинской был бывший муж Володя, у которого никогда не было никаких конфликтов с КГБ, и с которым Лена разошлась до того, как у нее появились эти конфликты. Он был замечательный, абсолютно порядочный и приличный человек. Володя объезжал всех, кто собирал материалы: Кирюшу Попова, Асю Лащивер, Лену, Таню Трусову, Федю Кизелова, если была нужда — еще кого-нибудь, собирал у них материалы и с ними лишь один раз в десять дней, как случайный турист, которого невозможно было отследить, приезжал ко мне в Боровск. А внимание ко мне, поскольку вел я себя тихо, не было таким, чтобы устанавливать слежку за каждым редким гостем. Меня, в свою очередь, выпускали из Боровска только на три дня в месяц, чтобы повидаться с женой, детьми, матерью — я был под надзором, мне нужно было получать разрешение в милиции в Боровске, отмечаться, когда я приезжал в Москву, отмечаться, когда уезжал. И если бы я в эти легко контролируемые три дня с кем-то постоянно виделся — это было бы сразу заметно. Иногда в Москве за мной устанавливали слежку, но она ничего не давала. Поэтому все материалы я получал только от Володи в Боровске, но, конечно, это был совершенно хаотичный набор записок, сведений из лагерей и тюрем, а иногда документов — присылаемых или написанных разными людьми из разных мест Советского Союза. Собиралось до 50 машинописных страниц. Я их редактировал, делил по разделам, перепечатывал на своей маленькой новой, специально купленной, и соответственно в КГБ не зарегистрированной, пишущей машинке. А километрах в пятнадцати от Боровска — помещался какой-то биологический институт — и там работал парень, который тоже всего раз в десять дней приходил ко мне получал мой экземпляр и отдавал мне перепечатанные им десять экземпляров предыдущего выпуска. Он не встречал никого другого, не видел никаких материалов (Федя Кизелов сделал мне схрон, который гэбисты так и не нашли), он уже перепечатывал семь или десять экземпляров на хорошей машинке и приносил их ко мне. Раз в десять дней шесть экземпляров у меня забирал Федя, и два из них приносил Елене Георгиевне. Он был открытой фигурой. Когда меня арестовали, я месяца через два сам сказал, что редактирую «Бюллетень «В», но только потому, что понял — недели через две следователи сами  это поймут и начнут меня изобличать. Чтобы лишить их этого удовольствия, я месяца через два сам вполне откровенно им все сказал, но только о своей работе.

 А пока до них это не дошло, недели две они даже пытались меня убедить, что я на себя беру вину Феди, очевидного для них, но ни разу не изобличенного сотрудника «Бюллетеня». Но у меня на столе при обыске они нашли незаконченную, написанную мной от руки, вторую часть «статьи редактора», а к этому времени у переписчика нашли — он перепечатывал предыдущий выпуск бюллетеня — первую часть этой вполне очевидно моей статьи. Да к тому же он за обещание сохранить за ним квартиру в институте, конечно, рассказал следователям все, что знал, а знал, естественно, не много, но получал от меня готовый номер Только однажды случайно встретил у меня Федю Кизелова.