От автора

Книга о Коле и Ане автобиографична. И ее основные герои не напрасно названы не полными именами: они были еще очень юными.

Книга состоит из двух частей: 1. «Через, всю жизнь» и 2. «На всем белом свете ты одна мне нужна, только ты». В первой части я пишу все, что помню о Коле и о том, что с ним связано. Вторая часть  —  это дневник Коли с 1939 по 1941 год.

Суть в том, что дневниковые записи Коли в его сокровенной синей тетради были отрывочными и, несмотря на его заявление («синяя тетрадь только для души»), в ней на самом деле перемежались и черновые записи по алгебре, химии, истории, литературе, не имеющие прямого отношения к дневнику. Они были мной изъяты, а записи Коли я дополнила (с точностью, близкой к стенограмме) Колиными высказываниями, нашими с ним беседами, отрывками из его писем, воспоминаниями его родных и знакомых. Соавтором его дневника я могу считаться лишь по композиции, но не по содержанию и не по манере изложения: все это Колино, личное.

Фотографии... В основном они (семейные) были отданы в мое распоряжение сестрой Коли, Анной Александровной Большуновой. Главную свою фотографию, размером с открытку, подарил мне Коля в июле сорок первого года. Совсем новые снимки сделал фотограф летом девяносто седьмого: это наши с Колей памятные места  —  переулок, где произошло первое назначенное свидание, ворота моего двора, там мы подолгу прощались июльскими вечерами сорок первого года, другие снимки.

Я давно собиралась написать эту книгу, но все медлила, откладывала, потому что знала: уйду с головой в прошлые события, а это для меня будет так больно, что, может быть, не сумею завершить повесть.

Случай приблизил начало работы над книгой.

О Коле знали многие, и в один прекрасный день, в начале 1996 года, главный редактор журнала «Отчий дом» Лидия Ивановна Ильющенко заказала мне рассказ о Коле. Страх перед этой темой, охвативший меня, сменился решимостью: возраст заставил напомнить, что жизнь идет к концу и надо поторапливаться.

Рассказ «Через всю жизнь» был опубликован в «Отчем доме» в марте 1996 года. И остановиться я уже не могла: ушедшая во времени, но так никогда и не покинувшая мою душу юность засияла с прежней яркостью. Аня снова беззаветно стремилась к Коле, красивее и добрее которого не было парня на свете, снова видела нежность в его глазах, трепет его настроений, его слезы на вокзале...

Вспомнилась во всех горестных подробностях и моя поездка в Гойтых (Гойтх) в 1965 году  —  где в сорок втором воевал Коля, защищая подступы к Туапсе...

...Два месяца, день за днем, осенью 1996 года я ездила в Подольск. Там в огромных корпусах размещается ЦАМО  — Центральный архив Министерства обороны нашей страны. Я погрузилась в изучение необъятных, потрепанных папок с ветхими страницами  —  приказами по ЧГВ (Черноморская группа войск, Действующая армия). Я нашла Колино имя  —  Николая Александровича Большунова, младшего лейтенанта, командира взвода минометчиков, прибывшего 5 июня 1942 года в распоряжение ЧГВ.

Шок, который я испытала, прочтя эти и другие скупые съедения о Коле, был так велик, что заставил подбежать ко мне сотрудниц ЦАМО: «Что вы, что вы! Не плачьте, ведь жизнь уже все равно прошла!» Да, она прошла, но не всякую боль лечит время. Не всякую и не у всех!

Второй шок, от которого я снова содрогнулась, наступил, когда я увидела собственноручные Колины расписки в получении котлового довольствия за август и сентябрь. Две расписки, я узнала Колин почерк! Они хранятся здесь более полувека! Сотрудники ЦАМО сделали для меня ксерокопии...

Здесь я выяснила, что вместе с Колей под Туапсе воевали его товарищи по военному училищу. Они должны о нем помнить! С надеждой, которая все гасла и гасла, я читала сведения о них: погиб, умер от ран, пропал без вести... Неужели никого не осталось в живых?!

Оказалось, есть такие счастливцы, их двое  —  Иван Петрович Зубков и Александр Иванович Афанасьев. После всех ранений и контузий, после окончания этой страшной войны, они все же вернулись в родные места — один в Ставрополье, другой  —  в Татарстан.

Московские военкоматы посылали, по моим просьбам, запросы. Но ответ был получен только из Ставрополья: Зубков И. П. выбыл в Набережные Челны в 70-е годы, дальнейших сведений нет. Снова запрос, один, другой. Ответа пока нет, и будет ли?

Не нашла я и школьного друга Коли, Сашу Дубровского. Ни в Московском адресном бюро, ни в картотеках военкомата его не отыскали... Ждали меня и другие свидетельские потери.

В начале 60-х годов пионерскую дружину нашей с Колей 328-й московской школы назвали Колиным именем. Меня пригласили на открытие, и я увидела десятки блестящих детских глаз и услышала вопрос: «Вы Колина мама, да?» Не Колиной, но мамой кого-нибудь из таких ребят я тогда по возрасту могла быть, а Коля мог быть их отцом... Мог бы...

Школа № 328 давно перестала существовать, а с ней и дружина Колиного имени, а ведь там хранились многие его письма и фотографии. Они пропали. Потеря невосполнима, но есть у меня и утешение: все его письма, всё, что с ним связано, я помню наизусть. К тому же, кое — какие Колины письма сохранились и у его сестры, и у меня.

Я счастлива, что дожила до дня, когда смогла рассказать об этом прекрасном юноше, чистом и честном человеке, одном из светлых представителей ушедшей эпохи. Погибли лучшие из лучших. Во всяком случае, многие из них... Прежде я думала иначе: погибали на войне разные люди, но когда уходили лучшие, это было всегда заметнее.

Теперь знаю: да, погибли все-таки лучшие, потому что они не прятались от войны, они сражались на фронте. В фильме «Летят журавли», обошедшем все экраны мира, это наглядно показано  —  как ушел на войну Борис Бороздин, и как достал себе бронь его брат...

Не забывайте о юношах, похожих на Колю Большунова, ценою своей жизни защитивших наше будущее. Вспоминайте иногда и о совсем юных девушках времен Великой Отечественной  —  ведь они потеряли смысл жизни с гибелью тех, кого любили, кого так ни разу не успели даже поцеловать.

Коля хотел, чтобы помнили о нем. Он упорно спрашивал меня: «Ты будешь обо мне плакать, если меня убьют на этой войне? Будешь?» Может быть, после выхода из печати повести о Коле и Ане о нем заплачут и другие, не одна я...

Наступила иная эпоха. По многим своим особенностям ее нельзя принять безоговорочно. Но почти каждый обнаружит в ней что-то необходимое для себя. Для меня это  —  возможность написать и опубликовать повесть о Коле и Ане.

Эпоха нынешняя еще возьмет свое. Еще будут наши потомки гордиться Россией. А я, хоть и не увижу новых, может быть, и замечательных времен, все же могу теперь сказать: Коля! Я свой долг выполнила.

Анна Блинова (Гудзенко)