Поехали куда-то
Днем немцы бомбили завод, расположенный на другом берегу Невы. Выстроившись в круг немецкие самолеты, пикировали на завод. Почему-то разрывов бомб было не видно и не слышно. Может быть, сбрасывали зажигательные бомбы. А ночью бомбили составы, стоявшие на железнодорожных путях. И эту бомбежку я тоже проспал. Утром мама рассказала, что когда налетели немецкие самолеты, люди из вагонов стали разбегаться, она же осталась со мной в вагоне. Ты, говорит, так крепко спал, что я решила, – будь, что будет.
Наутро из наших и других вагонов сформировали эшелон, и паровоз потащил его в неизвестность. Повезли нас каким-то окольным путем. Помню, первые дни ехали через станции со знакомыми названиями: Волховстрой, Мга, Тихвин. Днем и ночью одну дверь в вагоне не закрывали. Перед дверью поставлена длинная деревянная скамья, и дверь перегорожена деревянным брусом, так, чтобы, держась за него, было удобно смотреть и не выпасть из вагона. В первый день проезжаем Волховстрой. Перед мостом через реку поезд останавливается, солдаты, охраняющие мост, приказывают закрыть в вагонах двери и окна. Через щель в окне видно, что здания Волховской гидроэлектростанции закамуфлированы большими коричневыми пятнами и полосами.
Для взрослых сразу же возникли проблемы: как приготовить горячую пищу, как умыться, где достать воды, как справить естественные надобности на ходу поезда. Ко всему нужно было приспосабливаться. Мы же, ребята, ехавшие в вагоне не сразу вошли в эти проблемы. Пока нас одолевало простое любопытство: интересно ехать, интересно смотреть в окошко с нар или сидеть на полу у двери, держась за брус и свесив ноги.
Первые двое суток эшелон шел практически без длительных остановок. Останавливались лишь для того, чтобы паровоз заправился водой и углем, или пропуская встречный состав (железная дорога – одноколейная). Было и так, что эшелон только остановится, люди выберутся из вагона, как машинист дает гудок и раздается команда, – «По вагонам!». Поезд начинает движение и уже на ходу приходится залезать в вагон. А сделать это не так легко: пол вагона находится высоко и нужно на ходу ухватиться за поручень, поставить одну ногу на висящую у двери скобу, и, подтянувшись, ввалиться в вагон.
На второй день пути поезд остановился на перегоне. Паровоз непрерывно подает короткие гудки, этот сигнал означает «воздушная тревога». Но в воздухе все чисто. А немного впереди, слева по ходу поезда, в болоте, поросшем хилыми деревцами, торчит немецкий самолет, воткнувшийся носом в землю. На насыпи железной дороги множество стреляных гильз и мелких неразорвавшихся бомб. В кусты по обе стороны дороги тянутся размотанные окровавленные бинты, клочки ваты, разбросана какая-то одежда. Оказалось, что совсем недавно немцы разбомбили здесь санитарный поезд с ранеными. Взрослые из вагонов не вылезали. Зато ребята тут же попрыгали на землю. Любопытно же. Через некоторое время паровоз дал длинный гудок и эшелон тронулся. Забирались в вагон каждый со своими трофеями, – кто с гильзами, а кто и с прихваченной неразорвавшейся бомбочкой. Ох, какой крик подняли женщины! Бомбы пришлось выбросить. На ближайшей станции в наши вагоны подсадили несколько раненых женщин из шедшего впереди и разбомбленного немцами эшелона с эвакуировавшимися ленинградцами. Всю дорогу мама каждый день на остановках делала им перевязки.