Наступил сентябрь месяц. Начались занятия в школах. Иногда проезжая мимо станций или поселков видим школьников с сумками или портфелями. Становилось печально: – вот они дома, идут в школу, а мы куда? Что будет дальше?
От Ленинграда до конечного пункта, – города Красноуфимска, что в Челябинской области, мы ехали больше месяца. А тогда никто в эшелоне не знал, куда нас везут, и как долго мы будем ехать. Железная дорога, в ряде мест одноколейная. Она забита поездами, идущими и к фронту и в тыл. Для эшелонов с эвакуируемыми по всему пути следования были организованы пункты питания, и начальник эшелона всегда знал, где можно будет получить продукты, – хлеб и концентраты. На многих станциях стояли кипятильники, и если хватало времени, можно было добежать до вокзала, запастись кипяченой водой. Главной сложностью в пути было приготовление горячей пищи. Проблема заключалась в том, что эшелон двигался по стране чрезвычайно неравномерно. Бывало, что, проехав без остановки полдня, поезд останавливался буквально на десять минут, меняли паровоз и снова гудок, – поехали дальше. И, наоборот, эшелон могли загнать куда-нибудь на запасные пути и держать там несколько суток. Как-то наш эшелон простоял на небольшом разъезде больше суток, пропуская встречные, движущиеся один за одним составы с солдатами Войска Польского. Бросалось в глаза, что польские солдаты и офицеры были одеты в новенькую, с множеством ярких нашивок, форму.
Сварить или разогреть что-нибудь можно было, только если эшелон останавливался на более или менее продолжительное время. Тогда нужно было найти пару кирпичей или подходящих камней, на которые ставили кастрюлю или котелок, а под ними разжигали огонь. И все это, по возможности, поближе к своему вагону. Бывало, и так: – только набрали каких-нибудь щепок, разожгли костерок, и вдруг паровоз гудит, крики – «По вагонам!», и поезд медленно, медленно трогается. Тут уж не до супа или каши! Народ со своими кастрюлями и котелками несется к вагонам.
Быт есть быт! И другой проблемой была проблема туалета. Особенно у взрослых. В начале пути люди еще испытывали некоторое смущение. Если эшелон долго двигался без остановок, приходилось терпеть. При остановке поезда отходили подальше от вагона, куда-нибудь в кусты или в другое укрытие. Очень быстро реалии жизни пересилили всякое смущение. Остановка где-нибудь на перегоне. Сколько простоим, неизвестно. Из вагонов выползают пожилые люди, – женщины, мужчины (слово выходят здесь не подходит – именно выползают на пузе, спиной вперед, свешивая сначала из вагона ноги, а руками держась за поручень); те кто помоложе, просто спрыгивают на землю и, спустив штаны, все рассаживаются под насыпью железной дороги рядом со своим вагоном. Вспоминаю, как однажды в такой ситуации раздался гудок паровоза, грохот сцепок и эшелон тронулся. Кто-то успевает натянуть штаны, кто-то нет, – все бросаются к дверям: толчея, ругань. Но никто не отстает от поезда. Мне кажется, что машинисты паровозов в то время понимали трудности людей. Дадут гудок на отправление и очень медленно набирают скорость, чтобы народ успел вернуться в вагоны. Особо стеснительные люди иногда пролезали под вагоном на другую сторону пути. Но это было рискованно. Дверь вагона с той стороны закрыта и если эшелон неожиданно трогался, нужно было успеть перелезть под вагоном обратно. В одну из таких остановок едва не произошла трагедия. Мальчик из нашего вагона, лет десяти, перебравшись под вагоном через рельсы на другую сторону насыпи, не успел вернуться обратно. Когда поезд уже набрал ход, мать обнаружила его отсутствие. Кто-то из пассажиров, заглянув с верхних нар в окошко, увидел, что тот в одних трусиках и в майке сидит на подвешенной к двери железной скобе, держась руками за поручень. Остановить поезд было невозможно, – в товарных вагонах не было стоп-кранов. Дверь на той стороне вагона закрыта снаружи. Следом за нашим товарным вагоном был прицеплен небольшой пассажирский, в котором, вероятно, имелся стоп-кран. Но перебраться в тот вагон было невозможно. Можно было лишь попытаться подать сигнал, в надежде, что пассажиры вагона или машинист поезда его увидят. Высунувшись из открытой двери, несколько человек размахивали красными платками и кофтами, кричали, пытаясь привлечь внимание людей из соседнего вагона или машиниста. Кричали так, что некоторые сорвали голос. Безрезультатно. Мать мальчика лежала почти без сознания. Прошло не менее часа, когда поезд начал замедлять ход и остановился. Люди бросились за мальчишкой. Хотя на улице было тепло, он сидел грязный от копоти, посиневший и дрожащий от холода, руки его с трудом оторвали от поручня. Потом его долго оттирали спиртом и отогревали. Мальчишке повезло, поезд остановился только потому, что впереди был мост через широкую реку. А прежде чем проезжать по большим мостам требовалось, чтобы двери и окна в вагонах были плотно закрыты. Охрана мостов всегда тщательно контролировала это.
Ближе к концу пути на одной из станций потерялись двое ребят из нашего вагона. Эшелон долго держали на запасном пути и несколько женщин с детьми ушли на привокзальный рынок. На рынке услышали гудок паровоза, кинулись обратно, поезд уже трогался. А когда, впопыхах забравшись в вагон, осмотрелись, обнаружилось, что нет детей одной из женщин. Женщина рвется на ходу поезда выпрыгнуть из вагона, ее удерживают силой. На следующей станции, оставив все свои вещи, она сошла с поезда. Нашла ли она детей, не знаю.
И вот еще о чем. Всю дорогу нас пугали рассказами, что бандиты и грабители на ходу поезда забрасывают в открытые двери вагонов крюки на длинных веревках, чтобы вырвать что-либо из вещей. Правда ли это была, или выдумки, не знаю. Скорее всего, правда. Совсем недавно по телевизору смотрел сериал про Нестора Махно, банды которого действовали в период гражданской войны. Так вот в фильме показан аналогичный эпизод нападения махновцев на поезд. Нашему эшелону повезло, ничего подобного не случилось.
Свободное копирование
