Экономический кризис во Франции достиг своего апогея в начале 30-х годов. В Бразилии уже два года как в топках пароходов и паровозов жгли кофе. Теперь и во Франции при въезде в Париж можно было наблюдать такую картину, когда из цистерн в канализационную отдушину выливали молоко, а полиция с дубинками отгоняла в рабочих кварталах домохозяек, которые пытались зачерпнуть немного молока для голодных детей. На фермах отборные фрукты поливали карболкой. На две недели я получил случайную работу: из порта Лорьян мы вывозили на баржах клетки с цыплятами и швыряли их в море.
Я опускался все ниже и ниже.
Какой-то предприимчивый менеджер из США организовал впервые во Франции марафон танцев. Многие, может, помнят американский фильм «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» В поисках работы нечто подобное довелось испытать и мне. На Монмартре, в залах знаменитого Мулен-Руж, запечатленного на картинах Дега, открылись эти состязания. Вступительный взнос – пятьдесят франков с пары. Каждый час - перерыв в пять минут на еду, сон и прочее. Паре-победительнице - тысяча франков. Голод- не тетка. Внес полста и я. Но уж больно худосочной оказалась партнерша - на третьи сутки вышла из строя. Еще сутки танцевал с негритянкой, оставшейся без партнера, а на четвертый день и сам выбыл...
Плакали мои пятьдесят франков.
Нанялся разгружать ночью вагоны с сельхозпродуктами на парижском вокзале Вожинар. Много лет спустя, читая книгу Эренбурга «Люди, годы, жизнь», я узнал, что в первые годы своего пребывания во Франции Илья Григорьевич работал в этом же амплуа и на этом же вокзале. Проработал там месяц, а потом подрался с каким-то железнодорожным шефом: мало того, что работа была каторжной и платили нам копейки, а в ответ слышали только ругательные слова, но он еще решил прибегнуть к зуботычинам…
После работы на станции я занялся «табачным бизнесом». В Париже существовало целое товарищество клошаров, то есть бродяг, занимающихся собиранием и обработкой окурков.
Имя клошар происходит от «куше су ля клош де буа», что означает «ночевать под открытым небом.» Многие клошары, главным образом, русские, ночевали под мостом Александра 111, построенном в 1893 году в честь приезда в Париж царя Александра 111 и начавшегося франко-русского альянса. Русские эмигранты-бродяги считали это место «своей территорией».
Продолжая «табачную деятельность», я однажды встретил приятеля. Тоже безработного. Он говорит: «Юрец, пойди на бульвар Фландрен. Там церковь американской «Крисчен Сайес (Христианская наука.) Я слышал, что с их помощью можно найти какую-нибудь работенку».
Еще в ХIХ веке некая Мэри-Бекер-Эдди провозгласила единственно правильный научный подход к религии, объявила себя посредником между небом и верующими и основала секту… Сейчас это мощная организация, владеющая миллиардными капиталами, ее печатный орган «Крисчен Сайенс Монитор»-одна из ведущих газет США.
Пошел я. Белый зал без всяких украшений. На одной стене изречения из Библии, на другой - из творений самой Мэри-Бекер-Эдди. Расфранченная публика. Все пели псалмы. И я мычал. Потом какой-то старичок обходил присутствующих с подносом для пожертвований. У меня, еще ничего не евшего за день, в глазах темнело при виде сотенных билетов. Ко мне подошел какой-то джентльмен и начала расспрашивать. Узнав о моем происхождении, он дал мне записку в странноприимный дом Сьенситов. Режим был такой: утром - молитва хором, суп, сон в гамаке. И так три дня. Потом три дня перерыв. Эге, сказал я себе, тут еще почище, чем в монастыре Траппистов, те хоть молчали, а здесь - хочешь не хочешь - а надо подвывать, а то не получишь котелок супа.
Последним этапом в моей одиссее безработного было хождение по улице в качестве «ом сандвич» («человек-бутерброд): на плечах ящик из картона до земли, прорезь для глаз. На ящике реклама ресторана. Ходишь пять-шесть часов, зато вечером сытный ужин…
Но вот кризис пошел на убыль, и я снова сел за баранку.
Свободное копирование
