Итак, кризис пошел на убыль и я снова сел за баранку. Заработки были не ахти какие. Сначала надо было заработать на бензин, затем хозяину за машину (аренда), а потом уже себе.
В Париже и по сей день на проспектах и бульварах кафе и рестораны выставляют столики на тротуары, оставляя узкий проход для пешеходов. В зимнее время-это застекленные веранды с мангалами. Клиентов было очень мало, а такси - много. На бульварах порожняк такси шел, как кета во время нереста, причем каждый норовил подъехать поближе к тротуару, чтобы услышать: «Эп!». И остановиться.
Летом 1934 года, вечером, еще не заработав на бензин, катил я по Монмартру.
- Эп!!..
За одним из столиков у самой кромки тротуара сидело четверо. Типичные гангстеры среднего пошиба: кричащие галстуки, все пальцы в кольцах, полуботинки из крокодиловой кожи.
- Отвезешь нас в Ля-Рошель..
Я скривился.- Рейс за 3 франка.
- Не строй такую рожу!.. Не на улицу Ля Рошель, а в самый Ля Рошель .. Слушай, мальчик, дуй в гараж, заправь полный бак, канистру в запас и сюда. Мы тебя не надуем…
До Ля-Рошель 680 километров. Это та самая Ля Рошель, порт на Атлантическом океане, о котором речь идет в «Трех мушкетерах» Дюма. Через час мы уже катили на юг. В Орлеане был привал с обильной закуской и кофе с коньяком. Во Франции тогда не было «трубок» для водителей. Пей, сколько хочешь. Машины застрахованы на все случаи жизни..
Под утро мы прибыли в Ля-Рошель. Отсюда дважды в год отчаливали пароходы, перевозящие каторжников в Южную Америку, в Кайенну. Нечто вроде Сахалина царских времен. Французы называют Кайенну «холодной гильотиной». Поставил я машину в холодке. У входа на мол - барьеры, жандармы. Мы стояли у барьера. Мимо шли каторжники в бушлатах, на ногах- кандалах. Один из проходивших вдруг помахал рукой и в ответ услышал: «Привет, Эмиль!»
На обратном пути из разговоров я понял, что Эмиль один из тех, кто недавно ограбил банк, но поймали только его одного и дали ему 8 лет Кайенны… Вот «ребята» и приехали его проводить «на курорт»..
По возвращении они мне щедро заплатили с такими словами: «Запомни. Мы работягу никогда не обидим».
Вскоре после этого случая я женился. Моя первая жена Тина (Валентина) была полурусской, полуангличанкой: отец англичанин, мать-русская эмигрантка.
Свободное копирование
