17. Новый год.
Накануне нового года во многих фефеловских дворах мясничали – резали поросят. Я была мала, и рвалась смотреть, не понимая, что хочу присутствовать при самом жестоком моменте животноводства. Домашнего любимца, вскармливаемого молоком, лелеемого с младенчества, теперь убивали, превращая в гору мяса. Мать ужасалась моей «кровожадности» и удерживала силой, отпуская на улицу только тогда, когда все было кончено, и туша лежала возле костра, в котором докрасна калились специальные железяки для обработки щетины. Я вьюном крутилась возле мужиков, и ничто не могло отвлечь меня от главного места действия.
-Господи, что за ребенок! – отчаявшись уговорить меня идти домой, восклицала мать. – Звереныш жестокий, никакой жалости не знает. И кем только вырастет, ума не приложу?!
-Нормальной девкой вырастет, - не отрываясь от дела, отвечал отец, - а это у нее пройдет. Будет постарше – и пройдет, а сейчас ей просто любопытно, вот она и рвется смотреть.
Отец оказался прав, став старше, я изменилась, и стала жалеть обреченную на забой скотину. Первыми, кого я пожалела, стали гуси, которых я пасла и кормила целое лето, но до этого было еще далеко. Пока же я рвалась из материных рук, рассматривала уже опаленную свинячью голову и радовалась «как неразумный ребенок».
В долгие зимние вечера иногда затевали пельмени. Мать раскатывала тесто и вырезала стопкой кружочки, а все прочие члены семьи сидели возле стола и лепили, всяк по-своему. Процесс занимал не один час, дед поглядывал на нас неодобрительно, считая наше занятие полной дурью.
-И чего устроили канитель? – ворчал он, залезая на печь. – Слепили бы один большой пирог, сварили в воде да и съели.
Дня за три до нового года отец отправлялся в лес за елкой, в те годы за порубку не было предусмотрено никаких наказаний, да и мало кто наряжал дома деревце. Сельчане не считали это необходимостью, елочных игрушек в Савине не продавали, а ехать за ними в большой город? На смех подымут в деревне, не поймут блажи, пришедшей в голову.
У нас игрушки были, правда, немного. На макушку звезда - дань времени, пяток шариков, фигурка деда-мороза, терем-теремок, блестящие шишки и сосульки. «Дождь» из фольги завершал праздничный наряд елки, понизу вешали самодельные гирлянды и бумажные фонарики.
Это было волшебное для ребенка время! Отец вносил в дом елку, большую, холодную, с остатками снега на зеленых ветках, устанавливал ее на крестовину и водружал на стол в передней горнице. Мама снимала с чердака коробку с игрушками – и начиналось священнодействие!!!
Процедуру украшения елки я никогда не пропускала. Мне разрешалось осторожно вынимать из коробки хрупкие игрушки, разворачивать их из прошлогодних газет и подавать матери. Она стояла на стуле и вешала их по одной, сначала на самый верх елки, а потом по бокам и ниже. Шарики и сосульки искрились, чуть покачиваясь от движения маминых рук, запах свежей хвои заполнял комнату. Крестовину закрывали ватой, иногда сажали под елку какую-нибудь игрушку.
Наряженная елка сразу же приносила в дом праздник, тем более, что почти одновременно с ней я получала от родителей два кулька с гостинцами!
Для деревенского ребенка 60х заветные кульки были целым событием! Обычные серые бумажные кульки, иногда с цветной картинкой: зеленая елка и дед Мороз, а внутри – горсть конфет, большая шоколадка, одно яблоко, пара зеленых маленьких мандаринов, пачка вафель «Пионерские» и непременно штук пять грецких орехов! Именно эти орехи навсегда остались для меня символом Нового года!
Ореховую скорлупу не выбрасывали. Осторожно склеивали ее половинки, оборачивали фольгой, в вершинке просверливали дырочку, продевали веревочку и вешали на елку.
Гостинцы из кулька я никогда сразу не ела. Раскладывала где-нибудь в уголке и рассматривала, и конфеты, и шоколадку, и мандарины… Фантики все девчонки «копили» - складывали в особую коробку, а если попадалось несколько одинаковых, их потом обменивали у подруг на другие, каких не было. Летом на фантики играли, но сейчас я уже смутно помню правила этой игры.
Во всем остальном Новый год был взрослым праздником, и как он проходил, память раннего детства не сохранила. Мать с отцом были молоды, и наверно не спали в новогоднюю ночь, но я была слишком мала, чтобы ждать боя курантов вместе с ними. Иногда приезжали гости – мамины младшие сестры, привозили невиданные в деревне продукты – колбасу и вафельный торт, шоколадные конфеты в красивой коробке…
Помню щемящее чувство грусти, когда после окончания праздника приходило время снимать с елки блестящие легкие игрушки, упаковывать их в газеты и убирать в коробку до будущего года.
Свободное копирование
