16. Сельские будни. Зима.
Представьте себе зимний морозный рассвет, седую от стужи улицу, вертикальные столбы поднимающегося от труб дыма… Деревенская улица словно вымерла, застыла в студеном мареве – ни мальчишка не пробежит, ни кот не промчится, все на печи, там, где еще сохраняется некое подобие тепла в выстывшем за ночь доме.
Зимы были суровыми, снежными – только острые верхушки заборов торчали над сугробами. Дороги – словно узкие каналы с отвесными берегами, тропинки – ручейки в толще снегового покрова… Хозяйки вставали зимой около шести, зажигали маленькую керосиновую лампу - фигасик, и первым делом растапливали русскую печь. Грели воду, поили скотину, потом принимались за приготовление пищи. К 9ти часам, когда всходило солнце, все было готово, и семья садилась за стол. Пыхтел на столе кипящий самовар, исходила ароматным парком горка блинов…
Зимой в деревне затишье, колхозники отдыхали, набираясь сил перед предстоящей страдой. На работу ходили только скотники и доярки, ну и еще мужики-механизаторы, занимавшиеся ремонтом и профилактикой техники. Пенсионеров почти не трогали, и они занимались, кто чем хотел.
Мой дед Федор Иванович, 1906 года рождения, был человеком старой закалки. Все у него было размерено, за десятилетия выверено до мелочей. Зимой он вставал в восемь, не спеша завтракал, потом брал коробицу, ставил ее на сани и ехал за гумно в сарай за сеном. Ходить за водой на колодец считалось бабьей заботой, так же как готовить и выносить корове утреннее пойло. А вот дрова в дом носил хозяин, он же разгребал в прогоне снег, чистил дорожки до соседних домов. Бывало, и покурят с соседом, перетрут невеликие новости, а потом домой, на теплую печку.
До обеда дед смолил дратву, подшивал валенки, бабка пряла овечью шерсть и вязала всей семье носки и рукавицы. А еще дед шил зимой тапки – это все, что осталось у него от довоенной профессии сапожника. К работе подходил серьезно и основательно, выкраивал заготовки по трафаретам и даже украшал верх тапочек цветной тесемкой. Шил на машине «Зингер» - уникальном изобретении немецкого мастера, незаменимой помощнице в крестьянской жизни. Машина была тяжелая, но изящная, с ременной передачей, приводимой в действие ножной педалью. Шила она все – от толстых тапок до шелка, кроме того, бабушка еще и вышивала на ней гладью. В рисунок чугунной вязи станины были искусно вплетены массивные изогнутые цифры – 1908, и это казалось мне неимоверно дремучей стариной.
После обеда полагалось немножко полежать. А вечером – опять, шитье или прядение, чтение газеты (выписывали «Сельскую жизнь»), неспешные разговоры о тяжелой жизни в городе (дед почему-то был убежден, что городские жители постоянно голодают, а особенно зимой), иногда посиделки у лампы с соседками, потом раздувание самовара, ужин и сон. В зимнее время по вечерам никто не засиживался, потому что заняться было нечем - керосиновая лампа давала мало света, читать любили не все, а телевизора и прочих современных развлечений не было.
Молодежь и семейные пары ходили в соседнее село Егорье в клуб – в кино и на танцы. Кино «крутил» киномеханик из Савина, а по деревням заранее развозили афишу с названием фильма, и приклеивали ее на столб для всеобщего обозрения. К афише сбегались все: какое кино привезли, когда начало? Никого не смущало, что фильмы практически были одни и те же, не раз смотренные, и вечером большая группа людей тянулась по дороге к Егорью.
Моей матери тоже хотелось в кино, но оставить меня было не с кем. Отец учился в Лежневе, соседка Люся занималась с малолетней Надей, бабушка смотрела на причуды молодой невестки неодобрительно. Тогда мать закутывала меня в одеялко, сажала в санки и бежала в Егорье. Дорога шла мимо кладбища, и мама очень боялась этого места. Впоследствии она признавалась, что одна ни за что не пошла бы там ночью, но со мной ей было не так страшно.
-Чем же мог помочь тебе маленький ребенок, как защитить? – задавала я резонный вопрос.
-Сама не знаю, - отвечала она, - но ты сопишь в санках, и я не боюсь, все живой человек.
Кроме кино, зимой, когда можно было выкроить время на подготовку номеров художественной самодеятельности, в клубе устраивали концерты, на которые сходились все местные жители. В роли артистов выступали все желающие, в том числе и мои родители, считавшиеся на селе учеными людьми – отец получил диплом агронома-организатора и был избран председателем соседнего колхоза, мать работала учительницей в начальной школе села Егорья. Встречали зрители самодеятельных артистов лучше некуда, каждый номер шел на «ура».
Свободное копирование
