Тюремный мир огромный плавильный котел, в котором перемешались люди, судьбы, народы, идеи, предания.
Хорошо весной! На зоновском пятачке покуривают, сидя на корточках, греются на солнышке зеки. Другие тасуются по двое, по трое. Второй день мой собеседник маленький, тихий мужичок, лет пятидесяти. Интересуется латынью. Из оной я помню лишь несколько фраз, типа «coqito ergo sum» Декарта. О нем и идет сейчас речь. Вдруг до нашего слуха доносится от проходящих мимо: «Чем так жить, лучше освободиться!».
— Да, действительно, — тянет собеседник.
— Много еще? — вопрошаю сочувственно.
— Пять впереди, пять сзади, — и, заметив в моих глазах интерес, добавляет. — Сижу в кабаке. Не понравился трем здоровым таким парням напротив. Решили мне морду бить. Молодые, глупые… Один зарезанный на месте скончался, другой в больнице. Последний убежал. При таком раскладе и моей пятой ходке, считаю, червонец — по-божески! Ну вот, если продолжить о Декарте…
Еще интересный человек. Средних лет, в синем хэбэ, стоит передо мной у раздачи в столовой. В его шлюмку плеснули два черпака, сверх нормы.
— Один лишний, убери.
Раздатчик, пожав плечами, убрал. И в ответ на мой невысказанный вопрос незнакомец поясняет:
— Не надо привыкать к хорошему, к лишнему — тем более.
Познакомились поближе. Он лицо известное в лагере и пользуется большим уважением. Его правило: никаких контактов с начальством. Абсолютно. Даже не отоваривается. Ведь надо писать заявление: «Прошу меня отоварить из ларька». Даже ворам в законе не западло поставить свою подпись под такой бумажкой! Он никого не порицает, молчалив. Но когда в кругу авторитетных зеков заходит речь о воровских понятиях, по его лицу блуждает тонкая улыбка. Конечно, ему неизвестна античная философия. Но, глядя на него, вспоминаешь стоиков.