На общем режиме - 58

Последнее слово Кирилла
…               
Я не буду защищаться, я буду нападать. В защите нуждается Филимонов, человек исключительного мужества, человек совести, которого ждут серьезные бедствия. Пресс-камера — это филиал ада на Земле. Я знаю заключенного, которому отбили почки, и он умер вскоре после выхода на свободу. Знаю другие случаи. Филимонов выбрал правильную позицию, дав на предварительном следствии ложные показания под угрозой физического насилия. Иначе он попал бы в пресс-камеру (53-ю, бывшую 1-ю, и не попал бы на суд, чтобы разоблачить это ужасное беззаконие. Я расскажу еще о других издевательствах и мучениях, претерпеваемых заключенными, не мирящимися с унижением их человеческого достоинства, но хочу раньше немного остановиться на высказываниях прокурора.
Присоединяюсь к тому, что сказал о них мой защитник. Прокурору ничего не оставалось, как пробавляться побасенками, так как от себя он мало что мог сказать, он наносил не удары шпагой, а булавочные уколы. Я вам тоже прочитаю стихи, но свои собственные.
ИМ
«Презренье созревает гневом,
А зрелость гнева есть мятеж».
А. Блок
Ночь пала на город, и люди заснули,
Витают незримо Эринии,
И ИМ не помогут ни танки, ни пули,
Ни люди в материи синей.

Бессильны помочь ИМ продажные перья,
Бессильны газеты, плакаты,
Им призраки ночи, над городом рея,
Пророчат мгновенья расплаты.

«Нелепица, — скажут, — бренчание лиры
И вольная смелость поэта».
Но светятся окна какой-то квартиры
И люди беседуют где-то.

Я знаю, бессонница чья-то жестока
И совесть не дремлет у всех.
У жизни под теплым покоятся боком
Любители низких утех.

Я знаю, что гневом созреет презренье.
Им грозная снится межа.
И словом, и делом ночные виденья
Пророчат огонь мятежа.
23 марта 1980 г.
(Аплодисменты мои и Сусанны).

Вы, прокурор, едите в сто раз больше сала, чем я. Приведу китайскую пословицу: «Огонь в бумагу не завернуть». Так вот, в словах судьи, прокурора и многих свидетелей проглядывает их собственная тоска по заграничным материальным благам. Я не мог об этих благах говорить так, как они, потому, что этими благами мало интересуюсь.
Вообще, показания свидетелей мало что стоят. Они получены физическим насилием или под его угрозой. Если бы сюда вызвали Юрова, он бы признал, надеюсь, как признался мне, что его вызвали вместе с другими и дали задание избить антисоветчика, который сейчас поступит в ШИЗО. Что Мурашкинцев и Овчинников насильники, выяснилось здесь на суде. К другим свидетелям применяли шантаж и подкуп сокращением срока, улучшением условий и т. п. Катаев был подсадной уткой, он сам мне об этом говорил и советовался со мной о том, что ему докладывать начальству.
Прокурор превозносил выборы в нашей стране. Под выборами я понимаю выбор между чем-то одним и другим. Иное толкование этого слова бессмысленно. Прокурор говорил, что, участвуя в выборах, я мог убедиться в энтузиазме населения на этих празднествах. Он ошибается, я никогда в так называемых выборах не участвовал…
Пуще всего вы боитесь гласности, хотя бы и о том, что всем известно! Вот за что вы судите меня здесь или, вернее, мстите. За это и еще за мои разоблачения жестоких порядков в Тобольском лагере и Елецкой тюрьме.
В ШИЗО Тобольского лагеря холод — вместо положенных 18 градусов не больше пяти, и вот приходит начальник зоны и говорит: «У вас тут, ребятки, жарко!» И закрывает кран отопления.
Это настоящее убийство!
Б: — Подсудимый, говорите только о себе.
К: — Я и говорю о себе. Я находился в ШИЗО больше трех месяцев, хотя и пятнадцати суток достаточно, чтобы подорвать здоровье человека, здесь я получил туберкулез легких. В Елецкой тюрьме в камере 13, пониженного содержания, такая сырость, что заключенные, ложась спать, стелют на пол тряпки, которые по утрам выжимают.
Б: — Не уклоняйтесь от своего дела, подсудимый.
К: — Я не отклоняюсь, мое здоровье от меня неотделимо, значит, это мое дело. А в больнице Усманьской тюрьмы свидетелям грозили, что их не будут лечить, если они не дадут показаний.
Б: — Подсудимый, перестаньте говорить не по существу своего дела.
К: — Значит, это не по существу, как на меня составлялись показания? Что же тогда — по существу?
Б: — Вы не должны отклоняться от того, в чем Вас обвиняют.
К: — Хотелось бы знать, что конкретно говорит об этом закон.
Б: — Пожалуйста, можно Вам привести соответствующее указание УПК.
Б-ва: — Разрешите, у меня под руками кодекс. (зачитывает из статьи 297) «Суд не может ограничивать продолжительность последнего слова подсудимого определенным временем, но председательствующий вправе останавливать подсудимого в тех случаях, когда он касается объектов, явно не имеющих отношения к делу».
Б: — Подсудимый, Вы поняли?
К: — Понял, что Вы напрасно меня прерываете, я все время касаюсь обстоятельств, имеющих отношение к делу. В Елецкой тюрьме избиения — обыденная вещь, независимо от пресс-камеры.
Б: — По делу, только по делу.
К: — Когда начиналось следствие надо мной, пресс-камеру прикрыли, а некоторых администраторов убрали, но избиение заключенных продолжалось.
Б: — Это не относится к Вашему делу.
К: — Относится, так как избивались и свидетели, от которых требовались показания на меня.
Б: — Говорите только по существу этих показаний.
К: — Вы, судья, мне страшно надоели, Вы все время меня прерываете, мне стало противно с Вами пререкаться, и я обрываю свое последнее слово. Но сначала я зачитаю обращенные к Вам стихи Пастернака.
Я знаю, вы не дрогнете,
Сметая человека.
Что ж, мученики догмата,
Вы тоже жертвы века.
(Аплодисменты мои и Сусанны.).

Зачитали приговор — еще три года строгого режима. Судья вопросил: «Подсудимый, Вам понятен приговор?». Я вспомнил картину Домье и ответил: «Фарс сыгран, опускайте занавес!». Судья дернулся.