Превратившись из крытника в подследственного, я стал менее уязвим. Внушали опасение медицинские процедуры. Два (три?) раза в день кололи стрептомицин. Дверь камеры открыта, под присмотром надзирателя пациенты по очереди идут в процедурный кабинет. Там уже ждет медсестра со шприцем в руке. Очередность не регламентирована. Я и варьировал свое посещение кабинета: то первым приду, то третьим, то последним. Примерно так же и с лекарствами. Чёрт их знает, этих ментов. Они люди богатые, нажились на рабском труде, могут и медсестру подкупить. Вколют что-нибудь эдакое...
Хорошо под следствием! Диета, ежемесячные посылки от родных. Сало, колбаса и прочее. В Ельце-то, с его острейшим дефицитом хороших продуктов! Надзиратели завистливыми глазами смотрели на наши камерные пиршества. Чем мы воспользовались. Меняли часть продуктов на чай. С непременным условием — к чаю и топливо (тряпки) в наборе. Помню, до того зажрались, что однажды обнаружили: наше сало пожелтело! Пришлось его использовать в качестве дров, для чифира. Через столько лет с трудом признаюсь в этаком безобразии. В оправдание скажу, что хранить летом сало без холодильника трудно.
С чифира утро и начиналось. Еще до подъема кто-то с ним возится. На месте заваривающего клали «Ваньку». Подходящую одежку, бушлат какой-нибудь, искусно укладывали в шконку, придавая вид спящего зека. Заглянет дубак в глазок, все на своих местах. Шесть часов, подъём. Все вскакивают, рассаживаются, кто-то пошутит: «Ваньку разбудите, все проспит». Раза три чифирбак пройдет по кругу, по два глотка на каждого. День начался.
Переговаривались с соседней камерой, там женщины. Хоть так побывать в их обществе... Разговоры велись в основном «по кружечке». Говорящий кружку приставляет донышком к стенке и говорит в нее. Слушающий, напротив, донышко приставляет к уху. Можно разговаривать по кружечке, используя общую трубу отопления. Металл хорошо проводит звук, но ментам и подслушать легче.
Тюрьма сильна своими коммуникациями. В хорошо обустроенной тюрьме в стенах камер пробиваются «кабуры» — отверстия. Между забранными решетками и жалюзи окнами устанавливается «дорога», веревочная. Распускается носок из синтетики, из ниток сплетается веревка. К ней прикрепляется грузик. Если руку удается просунуть сквозь жалюзи, круговым движением веревка забрасывается к соседнему окну, где ее ловят. Рукой или «конем». Конь представляет собой туго скрученную бумажную трубку, укрепленную клейстером. Который, в свою очередь, добывается из хлебного мякиша. С помощью хлеба, носков и газет зеки творят чудеса. Целая цивилизация строится на основе примитивных средств. Разжечь огонь? Пожалуйста, к вашим услугам вата. Разогреть воду? В ход идут газеты, тряпки. Незаменима алюминиевая ложка. Как получить тот же клей? На тоненькую натянутую тряпочку кладется смоченный водой хлеб и растирается по ее поверхности. С нижней стороны ложкой собирается просочившийся сквозь тряпку крахмал — клейстер, клей.
Вернемся к дороге (тоже иногда называемой «конём»). Из соседней камеры порой также забрасывается веревочка. Концы связываются, получается круговая дорога. По дорогам гоняются «ксивы» (они же и «малявы»), то бишь записки, и небольшие грузы. Иногда и руку сквозь жалюзи не просунешь, или дорогу надо установить с расположенным напротив корпусом. Не беда. Приготовляем духовое ружье. По технологии изготовления коня делается длинная полая трубка. Внутрь вкладывается стрелка, опять же из бумаги. Стрелка имеет легкий наконечник из разжеванного хлеба. А на конце крепится прочная длинная нитка. Стрела из такого духового ружья летит десятки метров. Всё зависит от умения стрелка, силы его легких.
Менты с коммуникациями борются. Обрывают дороги, закладывают кабуры, уводят коней. Через некоторое время всё восстанавливается. Связь между камерами, корпусами, тюрьмами и лагерями — с помощью подручных средств и подкупленных ментов, идущими по этапу зеками, перебросами через зону — вот что составляет силу тюремного мира.
Елецкие крытники слабы. В первую очередь из-за тотального недоверия всех ко всем. Следовательно, отсутствуют информированность и взаимопомощь. Ни кабуры не нужны, ни дороги — их и нет.