«Хроника текущих событий» сообщала.
В других тюрьмах и лагерях
30 января Кирилл ПОДРАБИНЕК (Хр. 49, 51), находящийся в тюрьме в г. Елец, получил свидание с отцом. К .ПОДРАБИНЕК находился тогда в санчасти с диагнозом «пневмония». В течение последнего месяца у него держалась субфебрильная температура, лейкоцитоз (12 000). Его мучают ознобы, сменяющиеся жаром, он сильно ослаблен. Он получает лечение — 200 000 ед. пенициллина 4 раза в день. Вернувшись со свидания, П. ПОДРАБИНЕК сделал заявление в Международный Красный Крест, «Международную Амнистию» и Международный комитет защиты братьев ПОДРАБИНЕКОВ, в котором описал состояние здоровья сына и выразил беспокойство по поводу его плохого лечения и возможности туберкулеза.
(ХТС, № 52, 1 марта 1979 г.)
На краткосрочном свидании была и моя жена, отец настоял на ее приезде. Больше Люба на свидания не приезжала. Через некоторое время пришло от нее письмо, первое и последнее. Поэтому о сыне мне больше ничего известно не было. Кроме косвенных сведений, которые удавалось получить отцу или моей сестре Сусанне. С Любой они не общались. Зато получил как-то письмо от брата Александра, из сибирской ссылки. К нему в ссылку приехала Алла Хромова, они поженились, и у них родился сын. Хорошо помню одну строчку: « Мы с Аллой любим друг друга, у нас есть Марк, и мы очень счастливы».
На больничке я пробыл недолго, и меня вернули в прежнюю камеру. Жизнь в хате шла своим чередом. Мы крутили шарабешки. Свободного времени оставалось не много. Играли в домино. Но не в классическое, а в «записного». Очень распространенная в тюрьме игра. Костяшки выкладываются не линейно, а крестом. Подсчитывается сумма очков, кратная пяти, по концам креста. Счет для удобства ведется спичками, отдаленно напоминая римскую цифирь. Записной на порядок сложнее обычного домино, требуя точного расчета, слаженности партнеров и понимания игры противников. Днем разрешалось лежать на шконке, но не спать. Спать мы все же ухитрялись. Лежишь на спине и держишь открытую книгу на груди, якобы читая. Главное, не уронить книгу и вовремя проснуться, когда надзиратель заглянет в глазок и окликнет. С бодрым видом отвечаешь: «Все путем командир!».
Подручный библиотекаря раза два в месяц приносил список книг для выбора. В основном ерунду, но попадалась и настоящая литература. Помню с удовольствием прочитанный здоровенный том братьев Гонкуров. Однажды в списке заметил «Пармскую обитель» Стендаля. «Берем!» — воскликнул я. Ребята заныли.
— Классика, скучища, наверное.
— Дурни, берем!
Нас в камере сидело трое или четверо. Книгу буквально рвали из рук. «Пармская обитель» пользовалась бешеным успехом. Повествование о любви, тюремных интригах, побегах, стойкости и смелости ложилось на душу молодых зеков. Я порадовался за Стендаля. Когда-то он выразил надежду, что его книги будут читать хотя бы через 30 лет после его смерти. Если бы Стендаль знал, каких читателей приобретет через 130 лет! Однажды я разговаривал с высоколобым литератором. Тот позволил себе заметить, что «Пармская обитель» сильно уступает «Красному и черному». Не спорю, «Красное и черное» один из лучших романов мировой литературы. Но важно не только, как написано, но где, кем и как читается. Я рассказал литератору «камерную» историю. Как «Пармская обитель» прорвалась сквозь время и стены в мрачную тюрьму, найдя своих почитателей.
Свободное копирование
